* * *
Вначале ее небесные руководители приказывали ей только вести себя хорошо и принадлежать к Церкви; но когда она начала понимать безнадежное положение государства и стала разделять горячие желания эпохи, то, естественно, наставление чисто нравственного характера изменились, и голоса стали приказывать ей принести освобождение доведенному до отчаяния народу. В своих экстазах она чувствовала себя избранным орудием; наконец, Голоса, как она обыкновенно называла их, стали слышаться ей по несколько раз в неделю и побуждали ее пойти во Францию снять осаду Орлеана. Она боялась открыть свою миссию родителям; но они знали, по-видимому, о ее намерении, так как за два года до ухода Жанны отец ее, Жак Дарк, видел во сне, что она ушла с солдатами, и сказал своим сыновьям, что если бы он предполагал, что сон его может сбыться, то он предпочел бы, чтобы они утопили Жанну или сам утопил бы ее.
С этого дня за ней стали внимательно следить; но настояния ее небесных советников обратились в упреки; они находили, что она медлит последовать их наставлениям, и она не могла более откладывать. Она выпросила себе разрешение пойти повидать дядю своего Дени Лаксар и убедила его тайно завязать ей сношения с Робертом де Бодрикур, который занимал от имени короля замок Вокулер, расположенный по соседству. Ее Голоса предсказали ей, что она получит два отказа, но что третья попытка увенчается успехом; и предсказание это исполнилось. Храбрый рыцарь сначала посоветовал дяде наказать молодую девушку, но в конце концов дал убедить себя и обещал исходатайствовать у короля разрешение послать Жанну ко двору. По всей вероятности, она в это время получила славу вдохновенной пророчицы, так как, пока ожидали ответа короля, герцог Лотарингский, бывший тогда больным, призвал к себе Жанну, и она объявила ему, что если он желает выздороветь, то должен примириться со своею супругою. Разрешение короля пришло; Бодрикур дал Жанне костюм и шпагу, доставил ей скромный конвой из одного рыцаря и пяти вооруженных людей и умыл себе руки.
* * *
Эта маленькая группа людей пустилась в путь 13 февраля 1429 года; путешествие было долгое и опасное; надо было в суровую зиму проехать сто пятьдесят миль по враждебной стране. Уже один тот факт, что Жанне и ее спутникам удалось достигнуть цели поездки в одиннадцать дней, был в глазах народа своего рода чудом, в котором ясно сказалось божеское покровительство. 24 февраля они прибыли в Шинон, где находился Карл со своим двором; здесь Жанна должна была встретить новые препятствия. Правда, некоторые рассудительные люди видели в ней, говорят, осуществление пророчества Мерлина: Descendet virgo dorsum sagittarii et flores virgincos ohscurabit; другие утверждали, что приход ее был предсказан Сивиллой и преподобным Бедой; третьи же спрашивали у нее, нет ли в ее стране леса, называемого le Bois-Chenu так как старинное пророчество предсказывало, что из этого леса Bois-Chenu должна выйти молодая девушка, одаренная чудесною силою. Она наполнила их радостью, сказав им, что этот лес находился только в одной мили от дома ее родителей. Но люди, полагавшиеся только на одно человеческое знание, покачивали головами и считали безумием ее мнимую миссию. Однако дело короля было настолько безнадежно, что намерения Жанны были найдены достаточно серьезными, чтобы подвергнуть их рассмотрению. Прелаты и доктора богословия, юристы и государственные люди в течение целого месяца допрашивали молодую девушку; все они один за другим были пленены ее простотою, ее жаром, ее убежденностью и тонкостью ее ответов. Но всего этого было еще мало. В Пуатье заседал парламент Карла, а также университет, представленный несколькими богословами, бежавшими из Парижского университета, перешедшего на сторону англичан. Жанна была отправлена в этот город, где ее в течение трех недель мучили бесконечным допросом. В то же время производили тщательное расследование о ее прошлой жизни; все эти розыски установили, что добрая слава ее вполне справедлива и что она достойна доверия. Предложили Карлу, чтобы он попросил ее подтвердить каким-либо знамением, что она действительно посланница Бога; но она отвергла это, объявив, что небесная воля желает, чтобы знамение это явилось под Орлеаном, а не где-либо в другом месте. В конце концов, в официальном заключении, составленном крайне благоразумно, говорилось, что ввиду ее честной жизни и достойного похвалы поведения, ввиду также ее обещания подтвердить знамением под Орлеаном свою миссию, король не должен ей мешать отправиться туда; надлежало отвести Жанну в Орлеан под надежной охраной, так как отвергать предложение молодой девушки, не имеющее в себе ничего дурного, было бы оскорблением Св. Духа и могло бы лишить милости и помощи Бога.
[176]
* * *
Два месяца прошло в этих предварительные работах; кончался апрель, и не было еще принято никакого решения. Приготовляли обоз для доставки в Орлеан съестных припасов, и Жанне было поручено сопровождать этот обоз. Согласно повелениям Голосов, Жанна приказала сделать себе знамя, на котором на белом фоне был изображен между двух ангелов Христос, поддерживающий мир; это знамя, бывшее всегда во время битвы в первом ряду и считавшееся залогом победы, в конце концов заподозрили в том, что оно было делом колдовства. Жанне был назначен эскорт, стража, но, по-видимому, она никогда не принимала на себя официального начальства; однако она предполагала вступить в кампанию как посланная Богом и сочла нужным сначала послать вызов врагу. 18 апреля она послала четыре письма – одно Генриху VI и три других – регенту Бедфорду, начальникам войск, собранных под Орлеаном, и английским солдатам этой армии; она требовала возвращения ключей от всех городов, занятых во Франции врагом; она изъявляла готовность заключить мир, если англичане оставят страну и уплатят вознаграждение за бедствия, принесенные их вторжением; в противном же случае она, в силу повеления, полученного ею от Бога, выгонит их из Франции после вооруженного нападения на них, подобного которому мир не видал тысячу лет. Эти послания страшно удивили всех в английском лагере. Слух о прибытии Жанны распространился; о ней говорили как о колдунье; все, кто верил в нее, считались еретиками; Тальбот громко говорил, что если она попадет к нему в руки, то он сожжет ее живою, и люди, принесшие ее письма, избегли подобной участи только благодаря Дюнуа, командовавшему в то время Орлеаном и пригрозившему мщением.
[177]
