Общество той эпохи привыкло уже ко всякому проявлению насилия, тем не менее оно было очень взволновано, когда по приказанию Иоанна Бесстрашного герцог Орлеанский был убит на одной из парижских улиц, – убийство это было отомщено только в 1419 г., когда топор Таннеги дю Шатель расплатился за старую ненависть на мосту Монтере. Сам Иоанн Бесстрашный считал нужным найти какое-нибудь оправдание своему кровавому поступку; он обратился за помощью к Жану Пти, который прочел перед королевским двором рассуждение под заглавием Justificatio Duds Burgundiae, в котором он доказывал, что Иоанн действовал правильно и заслуживает признательности короля и народа. Составленный в условном схоластическом стиле трактат этот не был простым памфлетом, а заключал в себе доказательства, построенные на общих принципах. По любопытному совпадению лет около трехсот перед этим другой Иоанн Малый (Johannes Parvus), известный более под именем Иоанна Салюсберийского, самый выдающийся представитель цивилизации своей эпохи, в одной чисто отвлеченной работе доказывал, что тирана следует убить без всякой жалости.
По словам нашего Жана Пти, "всякий подданный или вассал может и должен совершенно справедливо убить тирана каким бы то ни было способом, в частности хитростью, несмотря ни на какую присягу или договор, не ожидая решения или приказа суда". Кончалось это смелое положение определением понятия тирана: тираном называется тот, кто старается обманом, магией или коварством лишить короля его верховной власти. Что же касается подданного или вассала, то это человек, вдохновленный привязанностью к своему королю, которого монарх должен любить и вознаграждать. Нетрудно было найти в Свящ. Писании примеры в подтверждение этого положения: таково убийство Зимри Финеасом или убийство Олоферна Юдифью; но Жан Пти пустился в спорную область, заявив, что св. Михаил не дожидался приказаний Бога и был вдохновлен только своей природной любовью к Нему, когда поразил сатану вечною смертью, за что получил самую высшую признательность на Небе.
* * *
Это не была простая защитительная речь адвоката, так как трактат был издан на народном языке и пущен в продажу. Иоанн Бесстрашный должен был сильно содействовать распространению этого трактата, который, несомненно, укрепил и без того уже убежденных людей. Эта книга погибла бы во мраке забвения, если бы лет через шесть после этого партия арманьяков, вернувшись к власти, не отыскала трактата Жана Пти, чтобы сделать из него оружие против бургундцев. Сам автор за несколько лет перед этим умер и, таким образом, избежал суда по обвинению в ереси; тем не менее в ноябре 1413 г. в Париже собралось национальное собрание для рассмотрения девяти положений, извлеченных из трактата. Епископ Парижский Жерар и инквизитор бр. Жан Поле просили магистров богословия университета высказать свое мнение; посоветовавшись, ученые торжественно осудили положение. Собор с неутомимой мелочностью разбирал этот вопрос в течение двадцати восьми заседаний; наконец, 23 февраля 1414 г., вынес решение, осуждавшее на сожжение эти девять положений как грешащие против веры и нравственности и явно соблазнительные. Решение это через два дня было достодолжным образом приведено в исполнение на эшафоте перед собором Богоматери в присутствии большой толпы, в назидание которой Бенуа Женсьен подробно изложил, как велика была осужденная ересь. Иоанн Бесстрашный принес жалобу на это решение Св. Престолу, и Иоанн XXII поручил трем кардиналам – Орсини, Аквилеи и Флоренции – рассмотреть дело и составить донесение. Таким образом, дело Жана Пти сделалось вопросом европейским; но, несмотря на вмешательство Папы, королевский указ от 17 марта приказывал всем епископам королевства сжечь осужденные положения; такое же точно приказание издал 18 марта университет; 4 июня другим королевским указом повелевалось обнародование решения; 4 декабря университет явился к королевскому двору и произнес речь по этому поводу; наконец, 27 декабря Карл VI послал письмо на Констанцский собор, прося отцов собора присоединиться к осуждению. Очевидно, из дела старались извлечь все, что возможно.
Когда 4 января 1415 г. в соборе Парижской Богоматери состоялось так надолго отложенное торжественное погребение герцога Орлеанского, канцлер Герсон произнес перед королем и двором речь, смелость которой возбудила всеобщие толки. Если верить ей, то правление герцога Орлеанского много лучше правления всех, следовавших за ним; само собой разумеется, проповедник не требовал смерти герцога Бургундского, но он просил унижения и смирения Иоанна Бесстрашного; было основание сжечь положения Жана Пти; но были еще меры, которые следовало принять, и Герсон брался поддержать это положение против всякого желающего.
Таково было настроение ума Герсона, когда он прибыл на Констанцский собор в качестве представителя галликанской Церкви. В своей первой речи, произнесенной им на соборе 23 марта 1415 г., он настойчиво требовал осуждения девяти положений. Дело Иоанна XXII, осуждение Виклефа, причастие под обоими видами и обсуждение дела Яна Гуса поглотили на долгое время внимание собора, и в отношении девяти положений меры были приняты только 15 июня. За это время Герсон нашел себе союзника в лице знатного поляка. Иоанн фон Фалькенберг написал памфлет, в котором он применял доказательства Жана Пти к убийству польских князей; архиепископ Гнезненский без труда добился от Парижского университета осуждения этого труда, а польский посланник присоединил свои усилия к усилиям Герсона, чтобы добиться осуждения обеих книг. 15 июня епископ Познанский Андрей Ласкарис предложил избрать комиссию, которая произвела бы расследование по поводу новых ересей. Имени Жана Пти не было произнесено, но все поняли, что вопрос шел об осуждении положений французского богослова, так как против был подан только один голое, а именно Мартином, епископом Арраса и послом Иоанна Бесстрашного. Этот прелат заявил, что единственной целью обвинителей было напасть на герцога, его повелителя; кроме того, он возражал против назначения кардинала Петра д'Айльи, который участвовал в комиссии кардиналов Орсини, Аквилеи и Флоренции, между тем как итальянское правительство избирало двух представителей, а духовенство Франции, Англии и Германии каждое назначало по четыре комиссара. 6 июня после объявления своего решения по делу Гуса собор осудил как еретическое и соблазнительное положение Quilibet tyrannus, которое было, в сущности, первым из девяти положений, осужденных в Париже. Но это не удовлетворило французов, желавших полного подтверждения приговора Парижского университета.
* * *
В течение тридцати месяцев заседаний Герсон непрестанно старался добиться желанного подтверждения. Он утверждал, что ереси Жана Пти были более тяжелые, чем ереси Гуса и Иеронима, и горько порицал собор за то, что он не довел до конца своего благочестивого дела. Борьба и спор велись бесконечно по поводу обращений, шедших, с одной стороны, от Карла VI и университета, с другой – от герцога Бургундского. Иоанн фон Фалькенберг был заключен в тюрьму; но нельзя было добиться, чтобы собор пошел дальше этого; в конце концов дело угасло само собой.
В настоящее время трудно понять, почему этот спор принял в глазах современников такое значение. Позднее Герсону приходилось выслушивать насмешки и упреки за то, что он внес подобный вопрос на обсуждение такого собрания, как Констанцский собор; он оправдывался, ссылаясь на то, что он действовал согласно инструкциям короля, университета и галликанской Церкви, в лице ее представителей от Санской провинции. Кроме того, он уверял, что, видя рвение, проявленное собором в осуждении учений виклефитов и в сожжении Гуса и Иеронима, он был настолько легкомыслен и неправ, что предполагал, что отцы собора должны проявить себя столь же ревностными в осуждении еще более опасных ересей Жана Пти. Для нас интереснее всего, какое влияние оказало все это дело на судьбу самого Герсона. После роспуска собора канцлер не посмел, вернувшись во Францию, выдать себя мщению герцога Бургундского; он с радостью принял предложение герцога Австрийского Эрнеста, пригласившего его к себе, и выразил свою признательность в хвалебной поэме. В свое же отечество он никогда не проникал далее Лиона, где один из его братьев был монахом в целестинском монастыре и где он зарабатывал себе на жизнь в качестве школьного учителя до самой своей смерти, последовавшей 14 июля 1429 г.
