В 1329 г. оставалось в живых еще девять тамплиеров, получавших пенсион из доходов наставничества в Mac-Де, хотя большинство из них удалилось к себе домой: по-видимому, их не заставляли жить строго в определенном месте. В это время имя неукротимого Рамона Са-Гвардиа уже не встречается. Тамплиеры угасали один за другим, и в 1350 г. оставался только один – Беренжер дес Коль.
[161]
* * *
В Кастилии, по-видимому, не было принято никаких мер до тех пор, пока не была послана прелатам изданная 12 августа 1308 г. булла Faciens misericordiam; она приказывала действовать прелатам совместно с доминиканцем Эмериком де Навас, имевшим инквизиторские полномочия. Фердинанд IV потребовал от магистра Кастилии Родриго Яньеса выдачи всех замков, принадлежащих тамплиерам. Но Яньес вместо того, чтобы исполнить это приказание, отправился к вдовствующей королеве Марии де Молина и предложил ей эти замки. Она посоветовалась с Фердинандом и с его согласия приняла предложение Яньеса. Но за это время Яньес вступил в переговоры с братом короля, инфантом Филиппом, находившимся тогда в Галисии и готовым поднять восстание. Тамплиер отдал ему четыре замка под условием, что он предложит королю от имени тамплиеров следующее: если будет начат против тамплиеров суд перед епископами, то все замки будут до истечения двух недель отданы королю; если же король не согласится устроить суд над тамплиерами, то Филипп и орден соединятся вместе для самозащиты. Королевская власть в Кастилии пала очень глубоко вследствие беспорядков во время малолетства Фердинанда; восстания и мятежи были постоянны, и тамплиеры, отдав себя под защиту принца крови, могли, по крайней мере, рассчитывать на почетные условия.
После некоторого промедления донья Мария прибыла в Леон, где к ней присоединился Филипп; она показала ему папские грамоты, в которых приказывалось заключить тамплиеров в тюрьму, а имущество их конфисковать, и дала ему понять, что он совершает преступление, беря на себя защиту людей, отлученных от Церкви и обвиненных в ереси. В то же время она обещала, что Фердинанд даст им аудиенцию перед прелатами королевства, и Филипп уступил перед этими доводами.
Яньес был вызван и, увидя, что Филипп оставил его, позволил ему передать королю четыре замка и обязался передать и остальные. За отсутствием инквизиции тамплиеры были судимы надлежащим образом епископами. Однако с делом нисколько не торопились; только 15 апреля 1310 г. архиепископ Толедский Гонзало и епископ Лиссабонский Хуан, в качестве инквизиторов, назначенных Климентом, вызвали тамплиеров явиться на суд 27 мая в Медину-дель-Кампо. В вызове были поименованы только восемьдесят шесть лиц, остальные же тамплиеры были вызваны все вместе, без указания их имен; но в Медине допросили тридцать тамплиеров и трех посторонних свидетелей, показания которых были благоприятны для ордена. Один священник под присягой показал, что он исповедовал многих тамплиеров перед смертью, а также братьев, смертельно раненных неверными, и все они были вполне хорошими католиками. Розыски, произведенные лиссабонским епископом в Медине Сели и в Оренсо, также не дали ничего особенного. До нас дошло только одно судебное решение – приговор, объявленный Саламанкским собором в отношении провинции Компостелло: все тамплиеры были единогласно оправданы; строгие указы, изданные Климентом в следующем году, повелевавшие применять пытку к обвиняемым, по-видимому, не были исполнены. Когда орден был закрыт, то большинство тамплиеров продолжало вести примерную жизнь. Многие из них удалились в горы и окончили дни свои как строгие отшельники; после их смерти тела не поддавались тлению, свидетельствуя, таким образом, о святости их жизни.
[162]
* * *
Португалия в церковном отношении принадлежала к провинции Компостелло, и лиссабонский епископ, которому было поручено произвести следствие по делу ордена, не мог найти никаких улик против них. Участь португальских тамплиеров была исключительно счастливая, так как король Динис, в благодарность за услуги, оказанные ими во время войны его с сарацинами, основал новый орден Иисуса Христа, или de Avis, который был по его просьбе утвержден Иоанном XXII в 1318 г.
Тамплиеры и их орден укрылись в этом верном убежище; командор и много наставников сохранили свое положение, и новый орден был простым продолжением старого.
* * *
Однако Климент видел, что приближался день открытия заседаний Вьеннского собора. До этого времени не удалось получить против тамплиеров ни одной серьезной улики за пределами Франции, где епископы и инквизиторы были орудием безжалостной воли Филиппа. Быть может, вначале Климент был невольным соучастником короля, но дело зашло уже так далеко, что он не мог отступить. Для нас совершенно неважно, получил ли он часть добычи, как это думали многие из его современников; он сам связал себя в глазах всей Европы буллою от 22 ноября 1307 г., в которой подтверждал виновность тамплиеров; он громко повторил эти утверждения и в своих последующих прокламациях, в который внес массу подробностей, не допускавших ни отречения, ни рассуждения; таким образом, он сам являлся перед судом всего христианского мира одновременно со своими жертвами; если собор оправдает тамплиеров, то это будет осуждением Папы. Климент был не судьей, а стороною, и инстинкт самосохранения заставлял его уничтожить своих врагов, не стесняясь при этом никакими средствами. Тем не менее, по мере приближения дня собора, беспокойство его росло, и он отовсюду старался собрать свидетельские показания, которые оправдали бы его, подтвердив ересь ордена.
Мы уже видели, как заставил он Эдуарда ввести пытку в суды Англии, до того времени не имевшие на себе этого грязного пятна, и как удалось ему подвергнуть пытке обвиняемых в Арагонии вопреки свободам страны. Это были образчики целого ряда булл, быть может, самых гнусных из всех, когда-либо исходивших от представителя Бога. От Кипра до Португалии князья и прелаты получили приказания вырвать сознания пыткой; в некоторых местностях, говорил Климент, эта формальность была неблагоразумно упущена и не применена; следовало исправить эту ошибку! Каноны требовали, чтобы в подобных случаях лица, отказывавшиеся сознаться, были переданы в руки "монаха-пытателя" и чтобы их заставили с уважением относиться к истине. В своем рвении он писал даже своему легату в Родосе, приказывая ему отправиться на Кипр и лично убедиться в полученных результатах. Собранные таким путем показания следовало без всякой проволочки отправить в Рим.
