* * *
Невозможно было, чтобы эта смешанная толпа людей могла придти к решению, толпа, лишенная своих вождей, собранная неожиданно и не имевшая возможности, вследствие разнообразия языков и наречий, сговориться между собой. Многие из них не решались действовать без приказаний гроссмейстера, так как устав ордена строго запрещал подчиненным всякую личную инициативу. Комиссары, казалось, по-видимому, искренно желали вести дело правильным путем; 31-го они наконец приказали своим нотариусам посетить тамплиеров в домах заключения и сообщить комиссии о желаниях и решениях обвиняемых. На эту формальность ушло много времени; донесения нотариусов после их ежедневного обхода тюрем довольно печальны.
Несчастные узники пребывали в отчаянии от невозможности принять участие в деле. Огромнейшее большинство их заявило, что орден был чист и свят, но не знало, что делать в отсутствие старших членов ордена. Все умоляли, часто бросаясь даже в ноги посетителям, чтобы их снова допустили до причастия. Многие просили, чтобы им дали возможность умереть в Св. Земле; другие изъявляли желание пригласить капеллана на те скудные гроши, которые отпускались им; некоторые просили увеличение даваемого им содержания, некоторые просили одежды, чтобы прикрыть свою наготу. Они горячо просили о невозможном, ходатайствуя, чтобы им прислали опытных и сведущих людей, которые могли бы дать им совет и явились бы от их имени на суд, так как сами они люди простые, неграмотные, заключенные в тюрьму и неспособные действовать; они просили также, чтобы была гарантирована безопасность свидетелям, так как всем тем, кто уже сознался, пригрозили костром, если они откажутся от своих первоначальных показаний.
Докладная записка, подданная 4 апреля заключенными у аббата Тирона, освещает нам, как дурно обходились с ними. Они подтверждают, что орден был чист, и заявляют, что готовы защищать его, насколько это возможно для людей, закованных в цепи и проводящих ночи в темных могилах.
Они жаловались на недостаток отпускаемых им денег; из двенадцати денье, получаемых ими в сутки, они должны платить три денье за кровать; за пользование кухней, столовым и носильным бельем два су шесть денье в неделю; два су за то, что с них снимают и опять надевают оковы, когда они являются в суд; восемнадцать денье в две недели за стирку белья; четыре денье в день за дрова и свечи; наконец, шестнадцать денье на собор Богоматери. Очевидно, что тюремщики без всякой совести эксплуатировали этих несчастных.
[156]
* * *
Результатом всего этого было то, что 7 апреля девять делегатов представили от имени всех записку, в которой говорилось, что заключенные не могут выбрать уполномоченных без разрешения гроссмейстера и конвента; во всяком случае, они готовы, каждый порознь и все вместе, защищать орден и просили разрешения присутствовать на соборе или разборе дела, где бы оно ни было назначено. Они заявляли, что обвинения – ужасная и неправдоподобная ложь, выдуманная отступниками и беглецами, которых пришлось исключить из ордена за их преступления; все это сплетение лжи скреплено пытками тех, кто отстаивал истину, и поощрением клеветников обещаниями или наградами. Удивительно, говорили они, видеть, как оказывается доверие людям, совращенным мирскими благами, и в то же время в нем отказывают людям, которые приняли мученический венец, или тем, которые живы еще и, верные делу своей совести, вытерпели и ежедневно терпят в своих темницах так много мук, скорби и несчастий.
* * *
Принимая во внимание страх, охвативший всех, они просили, чтобы на допросы братьев не допускался ни один мирянин или влиятельный человек и чтобы им было гарантировано покровительство, так как принесшим сознание ежедневно грозили костром в случае отречения. В своем ответе комиссары слагали с себя всякую ответственность за дурное содержание и обхождение и обещали похлопотать, чтобы с узниками обращались хорошо, строго следуя указам кардинала Палестрины, данным Папою страже тамплиеров. Гроссмейстеру, добавляли они, было предложено защищать орден, но он отказался принять на себя эту задачу, ссылаясь на то, что право суда над ним сохранил за собой сам Папа.
* * *
Дав, таким образом, тамплиерам призрачную возможность защищаться, комиссары принялись собирать свидетельские показания. Они назначили четырех уполномоченных тамплиеров, Рено де Провенс (Provins), наставника Орлеана, Петра Булонского, прокурора ордена перед римской курией, и рыцарей Жофруа де Шамбонне и Бертрана де Сартиж, присутствовать при принесении свидетелями присяги и действовать, смотря по обстоятельствам дела; однако эти лица не были официально допущены в качестве адвокатов ордена. 13 апреля четыре депутата подали новую докладную записку, в которой, упомянув предварительно о пытках, при помощи которых были вырваны у подсудимых сознания, они подтвердили как общеизвестную вещь, что для получения свидетельских показаний тамплиерам были представлены скрепленные королевской печатью грамоты, в которых им обещалась свобода и пожизненная пенсия и сообщалось об окончательном уничтожении ордена.
Этот протест, очевидно, имел в виду подготовить почву к тому, чтобы подорвать доверие к свидетелям обвинения, – единственное средство, которым, как известно, располагала защита в инквизиционном процессе; с этой же целью четверо уполномоченных просили также сообщить им имена всех свидетелей. Они не смели требовать копии свидетельских показаний, но горячо настаивали на сохранении их в тайне, чтобы предотвратить опасность, которой могло бы подвергнуть свидетелей их опубликование. После вынужденного перерыва на праздник Пасхи продолжали до 9 мая собирать свидетельские показания, в общем враждебные ордену и исходившие от свидетелей, без сомнения, тщательно выбранных.
В воскресенье 10 мая комиссары были неожиданно собраны по просьбе Рено де Провенс и его товарищей, пожелавших сообщить им поразительную новость. Санский собор, поспешно собранный в Париже, постановил преследовать всех тамплиеров, выступивших на защиту ордена. Многие из этих защитников раньше уже сознались, и они геройски поставили на карту свою жизнь в тот день, когда, заявив категорически о чистоте ордена, отреклись от своих показаний. Поэтому четыре тамплиера обратились к комиссарам с просьбой оказать им покровительство, так как решение собора должно было роковым образом отразиться на ходе дела. Они требовали apostoli и просили, чтобы их личности, их права и их орден были переданы контролю Св. Престола и чтобы им даны были время и деньги, необходимые для поддержки апелляции. Кроме того, они просили комиссаров предложить санскому архиепископу не предпринимать никаких мер, пока не будет окончено производимое расследование. Они выражали также желание, чтобы их отправили с одним или двумя нотариусами заявить свой протест прелату, так как они не могут найти ни одного легиста, который написал бы им подобное заявление. Комиссары, поставленные в страшное затруднение, совещались до позднего вечера, затем призвали тамплиеров и сказали, что они всем сердцем сочувствуют им, но что у них связаны руки, так как епископ и собор действуют в силу полномочий, данных им Папою.
