* * *
Таким образом, Филипп принудил Климента принять участие в этом деле. Папа должен был начать расследование, и эта миссия, порученная им старанию инквизиции, могла привести только к падению ордена.
Обеспечив себя с этой стороны, король велел деятельно начать допросы арестованных на всей территории своего королевства. Он пользовался услугами чрезвычайно энергичных агентов, как это видно из случая с двумя немецкими тамплиерами, которые были арестованы, когда возвращались к себе на родину и были выданы инквизитору Меца, Тура и Вердена. Один из них был священник, другой – брат-служитель; инквизитор в своем отчете сообщает Филиппу, что он не допрашивал брата-служителя, так как последний был очень болен; оба они показали, что все, происходившее в ордене, было чисто и свято.
Допросы тянулись в течение всей зимы 1308 г., когда Климент совершенно неожиданно прервал их. Относительно повода к этому вмешательству выставлено немало предположений; быть может, он думал, что обещания, данные Филиппом относительно имущества тамплиеров, не будут, повидимому, исполнены и что Св. Престолу следовало снова подтвердить свой авторитет. Каковы бы ни были его соображения, он прекратил власть инквизиторов и епископов Франции и присвоил себе все дело, ссылаясь на то, что неожиданность ареста, произведенного без его ведома, хотя он был так близко и его так легко было спросить, возбуждает в нем серьезные подозрения; эти подозрения не были уничтожены допросами, протоколы которых доставлены ему и которые могут только возбудить к себе недоверие. Папа позабыл, что он сам в ноябре перед лицом всего христианского мира заявил о своей вере в справедливость обвинения. Все делопроизводство было так хорошо налажено в руках инквизиции, что неожиданное вмешательство Папы грубо остановило его.
* * *
Филипп не мог сдержать своей ярости; он написал Папе полное негодования письмо. Папа, писал он, совершил великий грех; даже сами Папы, замечает он, могут впадать в ересь. Климент виноват перед всеми прелатами и инквизиторами Франции; он дал тамплиерам такие надежды, что они отказываются от своих сознаний: таково, в частности, дело Гуго де Перо, имевшего честь обедать вместе с кардиналами-делегатами.
Очевидно, завязывалась какая-то интрига. Климент колебался, не зная, куда выгоднее примкнуть, но был счастлив явиться в глазах Филиппа в роли необходимого помощника. Король прежде всего выказал желание укрепить свою независимость и отстоять свою юрисдикцию; он запросил мнение университета, представив на его обсуждение семь вопросов, редактированных так хитро, что можно было надеяться, что его планы будут одобрены. Но богословский факультет дал 25 марта 1308 г. единственный ответ, какой он мог дать. Светский суд имеет право рассматривать преступление ереси только по просьбе Церкви и только после того, как она выдала ему еретика; в случае надобности, светская власть имеет право арестовать еретика, но только для того, чтобы выдать его духовному суду; тамплиеры, хотя и воины, были, тем не менее, монахами и, как таковые, не были подсудны светскому суду; если некоторые из них не произнесли еще формально обетов, то, действительно, они еще не монахи, но установить это может только одна Церковь; подозрений, которые породили свидетельские показания против всей конгрегации, достаточно, чтобы оправдать следствие над орденом; так как против всех членов имелись серьезные подозрения, то следует принять меры, чтобы братья, не доведенные еще до сознания, не могли совратить других; наконец, следует хранить имущество тамплиеров, чтобы употребить его на те цели, для которых оно дано ордену. Что касается способа управления этим имуществом, то следует принять тот способ, который лучше будет отвечать этим целям.
* * *
Потерпев с этой стороны поражение, Филипп решил оказать другим образом еще более сильное давление на Климента. Он обратился с воззванием к послушным ему епископам и созвал народное собрание, которое должно было состояться в Туре 15 апреля и решить совместно с ним вопрос о тамплиерах.
Уже в 1302 г. на Парижском собрании он дал место третьему сословию; в течение своей ссоры с Бонифацием VIII он узнал, как дорого стоит поддержка буржуазии, поэтому он и теперь пригласил городские общины, положив, таким образом, основание Генеральным штатам. После некоторого промедления собрание состоялось в мае.
В пригласительных грамотах Филипп перечислил преступления тамплиеров как факт уже установленный; для их подавления должны выступить не только оружие и закон, но и дикие звери и все четыре стихии. Он высказал пожелание, чтобы его подданные совместно трудились в этом благочестивом деле, и приказал каждому городу выбрать двух ревностных в вере депутатов. Хотя дворяне питали тайные симпатии к осужденному ордену, тем не менее было нетрудно добиться от собрания, созванного при подобных условиях, почти единодушного мнения, что тамплиеры заслуживают смерти.
В виде другой подготовительной меры 25 мая вызвали Моле и других четырех главных лиц ордена явиться перед собранием, в котором заседали инквизитор Гильом Парижский, ректор университета, канцлер и официал Парижской Церкви, шесть магистров богословия и разные другие духовные сановники. Моле от имени своих товарищей повторил признание относительно обычая отрекаться от Христа и плевать на крест; тогда его заставили подписать и скрепить своей печатью письмо, адресованное всем тамплиерам Франции: в нем он освобождал их от обязанности сохранять тайну и приказывал им, в силу обета послушания, сказать всю правду инквизитору или епископским судьям.
* * *
После этого, по словам протокола этого собрания, Моле просил отпущения грехов, прощения и снисхождения для себя и для своих товарищей, обещая подчиниться всякому духовному наказанию, которое наложат на него, и повиноваться всем приказаниям Церкви.
Укрепив себя таким образом со всех сторон, Филипп в конце мая выехал из Тура и отправился к Клименту в Пуатье, сопровождаемый большой свитой, среди которой были его братья, его сыновья и его советники. Переговоры по поводу дела были долгие и горячие. Филипп через своего оратора, Гильома де Плезиан, утверждал, что тамплиеры были признаны виновными и что их необходимо тотчас же наказать; Климент припомнил свои старые обиды и жаловался, что столь серьезное дело, зависящее исключительно от Св. Престола, было начато не по его инициативе. Конгрегация, подобная ордену тамплиеров, имела повсюду в Европе могущественных друзей, влияние которых в Курии было очень сильно; поэтому Папа находился под влиянием многих и различных недоразумений сообразно с тем, какая партия брала перевес. Но в глазах всей Европы он бесповоротно связал себя буллою от 22 ноября; единственным вопросом был вопрос об условиях, на которых он предоставит делу идти своим порядком во Франции, возвратив инквизиции отнятую от нее власть.
* * *
Переговоры велись очень резко, тем не менее удалось прийти к соглашению. Так как Климент сохранил за собою право окончательного приговора, то надо было сделать подобие расследования.
Из тюрем Парижа было извлечено семьдесят два тамплиера, чтобы подвергнуться допросу самого Папы и коллегии кардиналов, чтобы старейшины Церкви могли утверждать, что они лично признали обвиняемых виновными. Правда, Климент мог бояться очной ставки с Моле и главными сановниками ордена, которых он лично предал; с другой стороны, нельзя было произвольно пренебречь подобными людьми. Поэтому под предлогом болезни их оставили в Шиноне близ Тура, между тем как остальные обвиняемые продолжали свое путешествие в Пуатье. С 28 июня по 1 июля они подверглись торжественному допросу пяти кардиналов, друзей Филиппа, назначенных вести это дело.
