Лица, подвергнутые простому аресту, murus largus, могли, если вели себя хорошо, выходить на короткое время в коридоры, где им удавалось иногда обменяться несколькими словами и входить в сношение с внешним миром. Кардиналы, посетившие тюрьму Каркассона и предписавшие меры, смягчающие ее строгости, приказали оказывать снисхождение людям старым и слабым. Заключенный в murus strictus содержался в ножных оковах в узкой и темной камере; часто он был прикован еще к стене. Это наказание налагалось на тех, преступные деяния которых носили характер соблазна, или на тех, кто нарушал присягу, дав неполное признание; но это всецело зависело от усмотрения инквизитора. Я встретил под 1328 год случай, где еретик был приговорен к murus strictissimus, в ручных и ножных оковах. Если виновные принадлежали к монашескому ордену, то обыкновенно наказание сохранялось в тайне, и осужденный заключался в тюрьму монастыря своего ордена; для этого при монастырях обыкновенно имелись одиночные камеры, где условия содержания были не лучше, чем в епископских тюрьмах. Жанна, вдова де ла Тур, монахиня из Леспенасс, причастная к ересям катаров и вальденсов и нарушившая присягу при принесении сознания, была приговорена в 1246 году к одиночному заключению в тюрьме при своем монастыре; никто не должен был проникать к ней, никто не мог ее видеть, пищу передавали ей через нарочно устроенную форточку. Это была могила живых, известная под именем in расе.
[113]
* * *
Когда не заботились о том, чтобы проявлять строгость по отношению к заключенным, то она неизбежно уменьшалась. Так, из разных отдельно рассеянных в различных делах заметок мы видим, что узники поддерживали довольно частые сношения как между собой, так и с внешним миром; однако страже предписывалось не допускать никаких сношений, которые могли бы ожесточить сердца заключенных или отвратить их от полного признания.
Само тюремное начальство не заботилось о том, чтобы облегчить участь заключенных. Сеньоры, имевшие судебную власть, и города, обязанные содержать тюрьмы, смотрели на них как на тяжелое бремя. Когда попадал в тюрьму должник, то хотя закон ограничивал его задержание сорока днями и предписывал давать ему приличный стол, однако все это обыкновенно игнорировалось, так как чем хуже содержали его, тем больше он старался заплатить долг и выйти скорее на свободу. Виновным же узникам давали только хлеб и воду; если они умирали от истощения, то меньше было расходу.
В колодках. Иллюстрация XIX в.
Заключенный, имевший деньги и друзей, мог, конечно, добиться лучшего обращения; но для еретиков это было почти невозможно, так как имущество их было конфисковано и было опасно всякое малейшее проявление участия к ним.
* * *
Огромное число узников, вследствие энергичных действий инквизиции Лангедока, выдвинуло трудный вопрос о постройке и содержании новых тюрем. В принципе, эта обязанность падала на епископов, бездеятельность которых в отношении еретиков была выкуплена энергией монахов; епископы на Тулузском соборе в 1229 году соглашались с этим с той оговоркой, что содержание богатых еретиков должно падать на тех, кто пользовался доходами с их конфискованных имуществ. Однако это бремя стало настолько тяжело, что на Нарбоннском соборе 1244 года они предложили употреблять на сооружение и содержание тюрем кающихся, которые, не будь нового папского декрета, отправились бы с крестоносцами в Св. Землю. Следовало опасаться, говорили они, чтобы "прелаты не были чересчур обременены неимущими обращенными и не оказались бы не в состоянии содержать их ввиду их многочисленности". Два года спустя в Безье они заявили, что постройка и содержание тюрем должны ложиться на тех, кто пользовался доходами от конфискаций, и что можно было прибавить к этому штрафы, налагаемые инквизиторами. Это было довольно основательно; но монахи иначе смотрели на это.
В 1249 году Иннокентий IV снова подтвердил, что это дело епископов; он поставил им в упрек, что они не выполняют своих обязанностей, и предписал им быть более исполнительными. Наконец, в 1254 году собор в Альби окончательно решил, чтобы владельцы конфискованных имений уделяли на помещение и содержание своих предшественников по владению, а если еретики окажутся без всяких средств, то чтобы города или сеньоры, на земле которых они были захвачены, пополняли расходы и были обязаны нести их под страхом отлучения от Церкви. Но тем не менее ответственность епископов была столь очевидна, что некоторые ревностные инквизиторы возбуждали вопрос о преследовании их за небрежность в деле постройки тюрем, как людей, сочувствующих ереси; но Ги Фукуа благоразумно советует не прибегать к этому, а рекомендует передавать все подобные дела на обсуждение Св. Престола.
* * *
Можно представить себе, насколько было тяжело положение заключенных, когда их гонители и грабители торговались о том, кому из них давать им хлеб и воду. Святой Людовик, сюзерен территорий, уступленных по Парижскому трактату, извлекавший широкой рукой доходы от конфискаций, признал, что эти доходы налагали на него известные обязательства. В 1233 году он взял на себя содержание тюрем в Тулузе, Каркассоне и Безье. В 1246 году он приказал своему сенешалю передать в распоряжение инквизиторов подходящие тюрьмы в Каркассоне и Безье и доставлять заключенным их ежедневную порцию хлеба и воды.
"Ведьмина сбруя". Иллюстрация XIX в.
В 1258 году он предписал своему каркассонскому сенешалю немедленно окончить начатые тюрьмы; он прекрасно знает, что прелаты и бароны, на землях которых были захвачены еретики, должны обеспечить их содержание, но, чтобы избежать неприятных осложнений, он соглашается принять все расходы на счет королевского казначейства, без возврата их впоследствии сеньорами.
После смерти Альфонса и Жанны Тулузских, в 1272 году, все области, где свирепствовала инквизиция, за малым изъятием, все конфискованные имущества перешли к королю Франции; с этого времени содержание тюрем, включая сюда и жалованье тюремщикам, легло на корону, за исключением, быть может, Альби, где епископ, имевший свою часть в добыче, участвовал, по-видимому, и в расходах. Среди просьб Генриха де Шамэ, удовлетворенных Филиппом Валуа в 1329 году, была, между прочим, следующая: чтобы инквизиционная тюрьма в Каркассоне была ремонтирована королем и чтобы все, имеющие часть в конфискованных имуществах, приняли в этом участие pro rata.
