* * *
Строгость, с которой толковались каноны против лихоимства, рельефно выразилась в деле, представленном Парижскому университету в 1490 году. Было спрошено мнение богословского факультета об одном контракте, согласно которому одна церковь купила за триста ливров ежегодный доход в двадцать ливров, доставляемый известными землями, с правом потребовать назад покупную цену, предупредив за два месяца, тогда как частное соглашение признавало за землевладельцем право выкупа в течение девяти лет. Отсюда один из многочисленных процессов, к которым прибегали, когда развились промышленность и торговля, чтобы обойти запрещение ссуды под проценты. Этот контракт оставался в силе двадцать шесть лет, раньше чем подвергся подозрению и был представлен на рассмотрение университета. Была назначена комиссия из двенадцати докторов, которые обсудили вопрос и решили одиннадцатью голосами против одного, что контракт этот лихвенный и что ежегодные платежи должны быть рассматриваемы как частичные платежи покупной суммы.
* * *
Злоупотребления инквизиции были неискоренимы. Корнелий Агриппа ручается, что инквизиторы имели обыкновение заменять телесные наказания штрафами и даже налагать ежегодный оброк за свою снисходительность. Во время его пребывания в Миланской республике в 1515 году он был свидетелем волнения, вызванного хищничеством этих людей, которые вымогали огромные суммы у женщин благородного происхождения; когда мужья раскрыли все дело, то инквизиторы с трудом ускользнули живыми.
Я остановился на этой стороне характера инквизиции, так как на нее мало обращали внимания, несмотря на всю массу зол и страданий, причиненных ею. Костер похитил сравнительно мало жертв.
Как ни были ужасны мрачные тюрьмы, куда инквизитор запрятывал своих мучеников, инквизиция гораздо более внушала страха и отчаяния постоянной угрозой лишения имущества, которая, как Дамоклов меч, висела над головой всех и каждого. Не сегодня завтра она могла довести до нищеты любое семейство. Редко жертвы осмеливались кричать, еще реже крики их доходили по назначению; но до нас дошло достаточно отдельных случаев, чтобы мы могли представить себе, до какой степени святой трибунал, только благодаря своему могуществу грабить, стал бичом отданного в его власть населения. Рано уже поняли богатые люди, что благоразумнее для них было заручиться расположением людей, столь грозно вооруженных.
В 1244 году доминиканский капитул Кагора был вынужден вмешаться; он приказал инквизиторам отнюдь не позволять братьям брать подарки и подношения, которые подрывали доброе имя их ордена; но эти сомнения скоро были забыты, и мы видим, что такой возвышенной души человек, как Эмерик, утверждает, что инквизиторы вправе принимать приношения, хотя они и могут отказаться, за исключением особых случаев, от подношений, делаемых людьми, приведенными на их судилище.
Так как инквизиция представляла свои отчеты только папской канцелярии, то ее служителям нечего было бояться ни расследований, ни доносов. Им нечего даже было бояться и гнева небесного, так как уже сами их служебные обязанности обеспечивали им полное отпущение всех грехов, в которых они исповедовались и раскаивались. Защищенные, таким образом, от всего как на этом, так и на том свете, они действовали, как хотели, и никакое угрызение совести не смущало их духа.
* * *
Только одно чисто светское наказание входило в компетенцию инквизиции: указание домов, подлежащих уничтожению, как оскверненных ересью. Происхождение этого странного обычая нелегко раскрыть. По римскому императорскому закону здания, в которых с согласия владельца собирались еретики, должны были быть конфискуемы и поступать в пользу Церкви; но между тем, лишь только ересь стала грозной силой, мы видим, что разрушение домов предписывалось светскими властями чрезвычайно единодушно.
Первый пример этого закона я встретил под 1166 годом: Assises de Clarendon предписано сносить все дома, где еретики находили приют. Подобный же указ был издан императором Генрихом VI в 1194 году (Пратский эдикт), Оттоном IV в 1210 году, Фридрихом II в 1232 году (Равеннский эдикт), который дополнил, таким образом, свой коронационный эдикт 1220 года, где это предписание было упущено. Оно было уже внесено в Веронский кодекс 1228 года для всех тех случаев, когда владельцы дома в недельный срок не удалят из дома своих жильцов-еретиков. Через несколько лет мы находим его в статутах Флоренции, и оно фигурирует в папских буллах, определяющих судопроизводство инквизиции. Во Франции Тулузский собор 1229 года постановил, что всякий дом, в котором был принят еретик, подлежал разрушению, и граф Раймунд в 1234 году дал этому постановлению силу закона. Оно, естественно, вносилось в узаконения последующих соборов, которые вырабатывали права инквизиторского суда, и было принято Людовиком Святым. По-видимому, только в одной Кастилии это предписание не соблюдалось, благодаря, конечно, непосредственному влиянию римского права на ее законодательство; в Partidas говорится, что дома, давшие пристанище еретикам, должны быть просто переданы Церкви. Но повсюду их разрушали, и место, на котором они были построены, считалось проклятым и должно было служить для свалки нечистот; однако материалы, оставшиеся от ломки, могли быть употреблены на благотворительные цели, если только в приговоре инквизиции не говорилось об их окончательном истреблении. Этот приговор препровождался приходскому священнику, который был обязан объявлять его во время обедни подряд три воскресенья.
****
Во Франции королевские чиновники, ведавшие конфискацией, в конце концов, начали протестовать против разрушения частной собственности, иногда очень крупной, так как оно распространялось как на замок вельможи, так и на хижину крестьянина.
В 1329 году каркассонский инквизитор, Генрих де Шамэ, добился от Филиппа Валуа подтверждения правила, и в том же году на ауто, происходившем в сентябре, он имел удовольствие приказать разрушить четыре дома и одну ферму, над владельцами которых был совершен перед смертью обряд еретикации. Но спустя полстолетия между представителями короля и инквизиторами Дофинэ возник спор по этому поводу, результаты которого были совершенно иные. Карл V, посоветовавшись предварительно с Папой, опубликовал 19 октября 1378 года указы, в силу которых разрушение недвижимости, как карательная мера, было отменено.
К. Марр. Процессия флагеллантов.
Таким же образом выразился дух независимости и в Северной Германии: Sacbsenspiegel предписывает, что ни один дом не должен подвергнуться разрушению, за исключением того случая, когда там будет совершено изнасилование женщины.
В Италии обычай продолжал существовать, так как там конфискации производились не в пользу князей; но признали, что владелец мог сохранить свой дом, если он не знал о том, что им пользовались для дурного дела. Но юристы все еще спорили относительно запрещения навсегда строить новый дом на этом месте: одни утверждали, что непрерывное владение земельным участком католиков в течение сорока лет давало ему право на постройку на этом участке нового дома; другие же настаивали на том, что действие приговора инквизиции распространялось навсегда и не могло быть отменено. Со временем инквизиторы присвоили себе право давать разрешения на возведение построек на проклятых участках, и они извлекли отсюда крупные доходы, хотя, конечно, нелегко им было оправдать подобные разрешения.
