* * *
Горячее стремление инквизитора добиться сознания, кроме приведенных нами мотивов, основывалось еще на желании успокоить свою совесть. Когда дело шло об обычном преступлении, то судья обыкновенно мог удостовериться, что оно действительно совершено, раньше, чем возбудить против отдельного лица преследование за убийство или воровство.
Во многих случаях, и даже в большинстве, инквизитор не мог быть вполне уверен, имеется ли перед ним преступление. На известного человека падало подозрение в том, что он был в дружбе с людьми, которые впоследствии оказались еретиками; подавал им милостыню или помогал им еще чем-либо и даже присутствовал на собрании еретиков; но все это не мешало ему быть искренним католиком, и, равным образом, он мог, не выдавая себя ничем, быть закоснелым еретиком. Тот факт, что он лично исповедовал католичество, не имел никакого значения, так как опыт показал, что большинство еретиков было готово подписаться под чем угодно и что преследование научило их скрывать свои верования под личиной строгого католичества. Таким образом, вопрос о сознаниях получил огромное значение, и для достижения его напрягали все силы и не стеснялись в выборе средств. Вымогательство признаний стало, так сказать, центром судебной процедуры инквизиции, и мы должны остановиться на этом как потому, что сказали выше, так и потому, что этот прием оказывал огромное и печальное влияние на всю юридическую систему Центральной Европы в течение целых пяти столетий.
* * *
Наиболее простым способом добиться признания был, естественно, допрос обвиняемого. Инквизитор подготавливался к нему, сопоставляя и изучая все противоречивые показания, тогда как узник оставался в полном неведении о собранных против него уликах. Уменье вести допрос было главным достоинством инквизитора, и некоторые опытные братья составили руководства для начинающих, в которых содержались длинные ряды вопросов, назначенных для еретиков различных сект. Здесь мы видим, как развивалось и передавалось от одного к другому особого рода тонкое искусство, состоявшее, по большей части, в уменье расставлять сети обвиняемым, ставить их в тупик и в противоречие с самим собой.
Уже в первое время учреждения инквизиции консулы Нарбонны жаловались консулам Нима, что инквизиторы при допросах прибегают к диалектике, полной софизмов, подобно тому, как это делают учащиеся на схоластических диспутах; а в то же время (это было бы смешно, если бы не было грустно) ветераны инквизиции жаловались на двоедушие своих жертв, выставляли их лукавство, их иногда удачные усилия не обвинить самих себя; все это старались объяснять тем, что недобросовестные священники учили еретиков давать уклончивые ответы по вопросам веры.
* * *
Один опытный инквизитор составил для руководства своим преемникам образец допроса еретика и показал, какие извороты и увертки могут они встретить со стороны тех, кто не заявлял открыто о своих заблуждениях. Полвека спустя Бернар Ги воспроизвел этот примерный допрос в своих Practica. Мы приведем его здесь как характерный пример того, что ежедневно происходило, когда подготовленный длинными годами учения инквизитор сталкивался с темным крестьянином, инстинктивно боровшимся за свою жизнь и за свои убеждения.
"Когда приводят еретика на суд, то он принимает самонадеянный вид, как будто бы он уверен в том, что невинен. Я его спрашиваю, зачем привели его ко мне. С вежливой улыбкой он отвечает, что ожидает от меня объяснений этого".
"Я. – Вас обвиняют в том, что вы еретик, что вы веруете и учите несогласно с верованием и учением Святой Церкви.
Обвиняемый (поднимая глаза к небу с выражением энергичного протеста). – Сударь, вы знаете, что я невиновен и что я никогда не исповедовал другой веры, кроме истинной христианской.
Я. – Вы называете вашу веру христианской, потому что считаете нашу ложной и еретической.
Но я спрашиваю вас, не принимали ли вы когда-либо других верований, кроме тех, которые считает истинными Римская Церковь?
Обв. - Я верую в то, во что верует Римская Церковь, и чему вы публично поучаете нас.
Я. – Быть может, в Риме есть несколько отдельных лиц, которые принадлежат к вашей секте, которую вы считаете римскою церковью. Когда я проповедую, я говорю многое, что у нас общее с вами, например, что есть Бог, и вы веруете в часть того, что я проповедую; но в то же время вы можете быть еретиком, отказываясь веровать в другие вещи, которым следует веровать".
Обв. – Я верую во все то, во что должен веровать христианин.
Я. - Эти хитрости, я знаю. Вы думаете, что христианин должен веровать в то, во что веруют члены вашей секты. Но мы теряем время в подобных разговорах. Скажите прямо: веруете ли вы в Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого?
Обв. – Верую.
Я. - Веруете ли вы в Иисуса Христа, рождавшегося от Пресвятой Девы Марии, страдавшего, воскресшего и восшедшего на Небеса?
Обв. (быстро). - Верую.
Я. - Веруете ли вы, что за обедней, совершаемой священнослужителями, хлеб и вино Божественной силою превращаются в тело и кровь Иисуса Христа?
Обв. - Да разве я не должен веровать в это?
Я. - Я вас спрашиваю не о том, должны ли вы веровать, а веруете ли?
Обв. - Я верую во все, чему приказываете веровать вы и хорошие ученые люди.
Я. - Эти хорошие ученые принадлежат к вашей секте; если я согласен с ними, то вы верите мне, если же нет, то не верите.
Обв. - Я охотно верую, как вы, если вы поучаете меня тому, что хорошо для меня.
Я. - Вы считаете в моем учении хорошим для себя то, что в нем согласно с учением ваших ученых. Ну, хорошо, скажите: верите ли вы, что на престоле в алтаре находится тело Господа нашего Иисуса Христа?
Обв. (резко). – Верую этому.
Я. - Вы знаете, что там есть тело и что все тела суть тела нашего Господа. Я вас спрашиваю: находящееся там тело есть ли истинное тело Господа, рождавшегося от Девы, распятого, воскресшего, восшедшего на небеса и т. д.?
Обв. - А вы сами верите этому?
Я. – Вполне.
Обв. - Я тоже верю этому.
Я. - Вы верите, что я верю; но я вас спрашиваю не об этом, а о том, верите ли вы сами этому?
Обв. - Если вы хотите перетолковывать все мои слова по-своему, а не понимать их просто и ясно, то я не знаю, как еще говорить. Я человек простой и темный и убедительно прошу вас не придираться к словам.
Я. – Если вы человек простой, то и отвечайте просто, не виляя в стороны.
Обв. - Я готов.
Я. - Тогда не угодно ли вам поклясться, что вы никогда не учили ничему несогласному с верою, признаваемой нами истинной.
Обв. (бледнея). – Если я должен дать присягу, то я готов поклясться.
Я. – Я вас спрашиваю не о том, должны ли вы дать присягу, а о том, хотите ли вы дать ее.
Обв. - Если вы приказываете мне дать присягу, то я присягну.
