На IX съезде РКП(б) 1920 г. Л. Б. Каменев заявил о необходимости развития положений Устава, поскольку организационные задачи партии непосредственно переплетались с экономическими и политическими – работу партийных ячеек член Политбюро предлагал перестроить «таким образом, чтобы […] экономическое строительство являлось центром внимания […] каждого члена партии»
[1466]. Каменев пояснил: «Нового плана, новой схемы, новых прав – ничего этого мы касаться сейчас не будем, а поднимаем только вопрос о приспособлении членов партии к новым задачам»
[1467]. По разъяснению Каменева, «Коммунистическая партия есть орган управления Россией. Эти 600 тыс. [партийцев] есть те, которые […] управляют громаднейшей массой не коммунистической». От правильного учета и распределения партийцев зависела эффективность государственного управления, поэтому был «дорог каждый из этих 600 тыс. управляющих Россией […], поэтому [следовало] знать каждого, [понимать,] куда его посадить» и где его работа будет наиболее плодотворна
[1468].
В годы Гражданской войны организация коммунистических фракций еще не могла расцвести столь пышным цветом, как это произошло в середине 1920-х гг., поскольку Московский комитет РКП(б), по крайней мере, до 1919 г. включительно, представлял собой главный бастион тех партийных группировок, которые поддерживали революционную демократию и радикальный вариант мировой революции и которые не особенно интересовала рутинная работа по повседневному и нудному контролю над заведомо контрреволюционно настроенными государственными служащими. Впоследствии, в 1920-е гг., по мере выдавливания оппозиционеров и подавления партийной ереси в Московской организации РКП(б) – ВКП(б), положение удалось постепенно изменить.
Еще одно обстоятельство, на которое следует обратить внимание: в число «советских учреждений», по мере растянувшегося на полгода переезда ленинского правительства из Петрограда в Москву в 1918 г., попали все наркоматы, находившиеся на территории столицы. Сложилась парадоксальная ситуация: Совнарком как правительство, во главе которого встал вождь мировой революции, состоял из народных комиссариатов, в этих наркоматах создавались коммунистические фракции, находившиеся в подчинении столичных райкомов и представлявшие собой, если несколько упрощенно, низовые органы МК РКП(б). Таким образом, потенциальный инструмент давления на центральный аппарат управления РСФСР оказался в руках коммунистических фракций и через них непосредственно – у столичных районных комитетов, опосредованно – у МК и ЦК РКП(б).
Местные партийные органы пытались привлечь на свою сторону массу советских служащих. Когда летом 1919 г. к Москве приближался Деникин, большевистское руководство потерпело фиаско, но затем конформизм сделал свое дело. По словам ответственного сотрудника Московского губернского комитета РКП(б) (14 марта 1920 г.), «симпатии» советских служащих стали постепенно «поворачиваться» в сторону большевистской партии, что доказали в начале 1920 г. выборы в Моссовет и столичные учреждения: имели место случаи (например, в Отделе юстиции Московского губернского исполкома), когда служащие шли на выборы и покорно «за список, предложенный партией коммунистов», голосовали «в полном составе»
[1469]. Очевидно, на этой почве у ответственных сотрудников Мосгубисполкома наблюдалось головокружение от успехов, поскольку, по их мнению, «известный» (кому и чем именно?) перелом в настроениях массы совслужащих «уже наступил»
[1470].
Апогей дискуссии по вопросу о месте и роли партийных ячеек пришелся на третий этап т. н. Профсоюзной дискуссии на IX съезде РКП(б) (март – апрель 1920 г.). Авторитет вождей, вопреки значительной силе оппозиционеров, одержал победу. В резолюции большевистского форума «По организационному вопросу» было зафиксировано: «Парткомы объединяют всю партийную работу на данной территории. Все члены партии ячейки на данной территории входят в состав соответствующих партийных районов и пользуются всеми правами и несут все обязанности членов. Объединение партийных членов по какому-либо другому признаку с особым подчинением Центральному комитету […] допускается лишь в особо исключительных случаях по особому постановлению ЦК. В этих случаях должен быть обеспечен теснейший контакт между создаваемым органом и местными парткомами таким образом, что местный партком выдвигает кандидата в заведывающие местным отделом подобного общепартийного органа. За центром последнего остается право утверждения или мотивированного отвода. Право мотивированного отвода (но отнюдь не самостоятельного устранения) остается также за парткомом. Признается необходимым стремиться к тому, чтобы указанный заведующий был членом местного парткома. В случае создания подобного органа за местным комитетом сохраняется право передвижения партийных членов, находящихся на учете данного политотдела, лишь с согласия последнего. Политотдел же передвигает находящиеся в его ведении силы лишь с ведома парткома»
[1471]. Исключением стал созданный для руководства железнодорожным транспортом Главполитпуть как второй – после Политуправления РККА – в советской истории партийно-государственный орган. Еще в преддверии IX съезда РКП(б) 1920 г. Оргбюро и Секретариат ЦК РКП(б) всерьез занялись мобилизацией бывших железнодорожников, что на местах приводило к обострению кадрово-партийного голода. Секретарь Московского губернского комитета РКП(б) И. И. Минков заявил 26 февраля 1920 г. на съезде секретарей районных комитетов Московской губернской партийной организации: «…произведенные в последнее время мобилизации привели к очень тяжелому положению наши районные комитеты. Не только в районных комитетах ощущается недостаток в работниках, он также ощущается и в советских отделах. Центральный комитет предъявляет нам очень много требований на людей, недавно к нам поступило требование на 50 человек для Наркомпрода и вчера еще получил требование на 80 человек для Политпути – правда, будут мобилизованы рядовые члены партии, работа[вш] ие раньше на железных дорогах, но из ответственных работников есть такие, которые раньше работали железнодорожниками, мы их должны отдать, и положение наше будет еще хуже»
[1472]. 14 марта 1920 г. на XVII Московской губернской конференции РКП(б) заведующий Пропагандистским отделом Московского губернского исполкома В. Г. Сорин поведал, что «в последнее время вызывает самые горячие протесты то многовластие, которое установилось, например, на железных дорогах»
[1473]. Как это формулировалось в советские годы, «некоторые товарищи» выступали против «существования целого ряда центральных экономических организаций», решавших «…в хозяйстве страны […] одни и те же задачи»
[1474]. Сорин заявил, повествуя о милитаризации труда: «В такой важной отрасли, как ж.-д. транспорт, буржуазный специалист управлять может (это надо признать), и образцом этому служит Красная армия [с ее военными специалистами. – С.В.], но мы говорим, что буржуазного специалиста нужно снабдить политическим комиссаром. [Т]а форма, которая была применена в Красной армии и там дала блестящие результаты, может быть применена и [на] транспорте, и если она в Красной армии себя оправдала, то нет опасности бояться, что эта форма не оправдает себя в такой отрасли, как транспорт»
[1475]. (Интересно, что сказал бы Сорин, зная, что железнодорожным диктатором назначат Троцкого, учитывая, что именно Сорин был одним из главных застрельщиков военной дискуссии на VIII съезде РКП 1919 г., намеревавшихся свалить Троцкого с поста наркома по военным делам.)
