— Просто потерял сознание… — Она облегченно вздохнула и с легким осуждением взглянула на Гилберта. — Полегче нельзя было? Ты ведь его и убить мог.
— Злишься, что я покусился на твою добычу? — Он ухмыльнулся, но затем посерьезнел. — Родди все равно обо всем догадался, так что другого выхода не было. Теперь придется перенести время побега и делать ноги прямо сейчас.
— Сначала надо позаботиться о том, чтобы, очнувшись, Родерих не поднял тревогу. — Губы Эржебет растянулись в каверзной усмешке. — Помоги-ка мне его поднять. Вместе они перетащили Родериха в чулан возле кухни, Эржебет связала ему руки и ноги найденной тут же веревкой, а затем заткнула рот кляпом из какой-то тряпки.
— Давно пора было это сделать. — Гилберт фыркнул. — Не понимаю, почему ты раньше не решилась. Эржебет вдруг помрачнела.
— Потому что после такой выходки на мирное разрешение конфликта можно даже не рассчитывать… Ладно, к черту! Теперь уже поздно жалеть. Пойдем, нужно побыстрее убраться отсюда.
Они беспрепятственно взяли в конюшне лошадь и вскоре уже скакали прочь от австрийского особняка. Эржебет радовалась, как ребенок, подгоняя своего жеребца, неслась навстречу ветру и весело смеялась. Гилберт едва поспевал за ней, хотя и так старался ехать быстро, все-таки им нужно было оказаться как можно дальше от Вены к тому времени, когда Родерих организует погоню.
— Боже, как же давно я не ездила верхом! — Эржебет вдохнула полной грудью и счастливо улыбнулась.
— При твоей кочевой крови и дикой любви к лошадям, удивляюсь, как ты терпела так долго и не забиралась в седло, — хмыкнул Гилберт, любуясь ее развевающимися на ветру волосами.
— Я и забыла за столько лет, как же хороша бешеная скачка! — В улыбке Эржебет проскользнула грусть. — Да, я о многом забыла…
— Ничего, еще будет время вспомнить, — приободрил ее Гилберт. — Вот побьешь Родди, станешь снова свободной и заживешь прежней жизнью. «… Вместе со мной…»
— Мне бы твою уверенность. Иногда мне кажется, что ты веришь в меня даже больше, чем я сама, — задумчиво обронила Эржебет. Гилберт не нашелся, что ответить, смутно осознавая, что, возможно, она и права. Он верил в нее и в ее силу. Ведь она была его идеальным соперником. На развилке они остановились.
— Берлин в ту сторону, — пояснил Гилберт, — а по этой дороге можно добраться до Пресбурга. Не заплутаешь? Ты ведь давно здесь не была.
— Гил, это все-таки моя земля, — Эржебет улыбнулась. — Даже через столетья я все равно ее узнаю. К тому же всегда можно спросить дорогу, верно?
— Верно. Хотя я бы тебя все равно проводил на всякий случай, но мне нужно возвращаться к себе. Мы ведь действуем, как договаривались? Как только ты прибудешь к Ракоци и более-менее разведаешь обстановку, сообщи, и я пришлю тебе парочку своих полков.
— Послушай, Гил. — Эржебет сосредоточено свела брови. — Но ведь если ты будешь помогать мне с восстанием, это фактически будет означать, что ты объявил Родериху войну. Ты ведь сам мне говорил, что не хочешь пока с ним сражаться, а собираешься посмотреть, как они с Франциском перегрызут друг другу глотки.
— Если войска будут идти в бой не под моим знаменем, то Родди ничего не докажет. А ты просто пусти слух, что наняла наемников. Их сейчас везде полно. Не обязательно орать на каждом углу, что Пруссия поддерживает бунт Венгрии. Кстати, ты можешь связаться еще и с Франциском. Он будет рад подкинуть деньжат и оружия любому, кто воюет с Родди.
— Да уж, союзы, секреты, тайные договоры… Запутанная европейская политика. Я уже успела от нее отвыкнуть.
— Как отвыкла, так и привыкнешь. Дело нехитрое. Помнишь, когда-то давно ты меня поучала и говорила, что любой стране всегда приходится копаться в этом дерьме? Уж на что я ненавижу дипломатические игры, и то играю со всеми вот уже который год. Хотя по мне самая лучшая дипломатия — хороший удар в челюсть.
Эржебет рассмеялась.
— Ты совсем не изменился с тех пор, разве что теперь думаешь чуть дольше, прежде чем врезать.
— Что-то же должно оставаться неизменным в этом безумном мире, — Гилберт подбоченился. — Например, Великий я.
— Ладно, давай уже прощаться, Великий и Неизменный. — Эржебет хохотнула.
— Удачи, Лизхен. — Гилберт отсалютовал ей. — Жду твоего письма. Обязательно прикажи гонцу передать его мне лично в руки. Секретность — прежде всего.
— И тебе удачи. — Эржебет кивнула ему и, ударив пятками по бокам коня, понеслась по дороге прочь. Гилберт с минуту смотрел ей вслед, а затем развернулся в сторону Берлина. Его ждали дела.
***
Эржебет мчалась по пыльной дороге и все еще никак не могла поверить в реальность происходящего. «Я взбунтовалась против Родериха! И заперла его… хе-хе… в кладовке с кляпом во рту! Вот бы увидеть его лицо, когда он очнется!» Ощущение свободы пьянило, словно лучшее токайское вино с ее виноградников. Осознание того, что она решилась на что-то по-настоящему дерзкое и рискованное, добавляло в напиток пикантную нотку. Каждый ее нерв сейчас трепетал от возбуждения, хотелось кричать, громко хохотать. Казалось, она вот-вот сможет раскрыть крылья и взлететь.
Эржебет ехала почти без остановок, ночевала в лесу на плаще под звездами. Когда закончилась предусмотрительно захваченная в усадьбе еда, Эржебет питалась тем, что дарила природа: ягодами, поджаренными на костре грибами. Однако такая полудикая жизнь приносила неизъяснимое наслаждение, будто далекое-далекое прошлое в восточных степях, где дедушка Угр учил своих маленьких потомков выслеживать дичь и объезжать диких жеребцов…
Но эйфория быстро прошла, когда Эржебет, добравшись до своих земель, принялась осматриваться по сторонам: она узнавала знакомые места и одновременно — нет. Ей сразу же бросилась в глаза бедность в деревнях, через которые она проезжала: одетые в обноски крестьяне, покосившиеся дома… А в тусклых глазах людей — тоска, боль и тлеющее пламя ненависти. Однажды ей на пути встретилась роскошная карета дворянина, окруженная свитой.
— Прочь, оборванец! — крикнул ей по-немецки ехавший во главе процессии всадник и замахнулся на Эржебет хлыстом. — Граф Цинцендорф торопится! «Австрийский вельможа, — догадалась Эржебет, покорно съезжая с дороги. — Да уж, похоже, австрияки чувствуют себя настоящими хозяевами на моей земле». Продолжая путь и все так же наблюдая, Эржебет делала неутешительные выводы. Жившая где-то глубоко в душе надежда, что Ракоци соврал, и в ее землях все не так уж плохо, быстро увядала. Князь говорил чистую правду — Габсбурги без зазрения совести тянули из Венгрии соки, оставляя лишь ошметки. Так продолжаться больше не могло.
К вечеру шестого дня пути в дымке на горизонте замаячили Карпаты, Эржебет поняла, что уже близка Трансильвания и конечная цель ее путешествия. И действительно, к вечеру перед ней возникла темная громада Мукачевского замка, стоящего на холме над маленькой деревушкой.
— Стой! Кто такой? — окликнул ее стражник у ворот.
