Гилберт застыл, изумленно распахнув глаза. Ему показалось, что она появилась буквально из ниоткуда, соткалась из дымки, точно лесная нимфа. Он смотрел на нее, не в силах поверить, что это не сон. В конце концов, он ведь только что думал о ней, и почему бы в этом пропитанном ароматом колдовства месте его фантазии не могли воплотиться в жизнь, породив прекрасный мираж. И ведь она действительно была прекрасна. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, которым лес будто отдал всю свою зелень. Свежую, полную жизни зелень. Ее русые волосы за те годы, что они не виделись, отросли почти до талии и теперь мягкими волнами струились по хрупким плечам. И вся она казалось какой-то хрупкой и невесомой в простом коричневом платьице и белом переднике. Такая непривычная и в то же время родная и знакомая. Просто явившая ему другую свою сторону. Действительно, настоящая лесная нимфа, неземное существо.
Гилберт смотрел на нее, как завороженный, пока громкий стук не вернул его в реальность. Он не заметил, что Эржебет держала в руках вязанку хвороста, теперь же выронила ее, веревка развязалась, и палки рассыпались по земле.
— Гил, — сдавлено выдохнула Эржебет.
На лице ее отразились, сменяя друг друга, изумление, радость и что-то поразительно похожее на нежность.
— Лизхен, — сипло прошептал Гилберт.
Он быстро спешился, едва не бегом бросился к ней.
Но как только между ними оставался всего шаг, неожиданно замер. Ему очень хотелось ее обнять: ведь он так мечтал к ней прикоснуться! Но сейчас, когда она стояла перед ним, Гилбертом овладела странная робость, руки налились свинцовой тяжестью и не желали подниматься.
Эржебет вдруг сама преодолела разделявшее их маленькое расстояние, прильнула к нему всем телом, обвила руками талию и спрятала лицо у него на груди.
Мгновение Гилберт еще стоял неподвижно, пораженный ее внезапной смелостью, ошарашенный и оглушенный ощущением ее близости. Затем медленно-медленно обнял острые, угловатые плечи и крепко прижал Эржебет к себе.
Он не знал, сколько они так стояли, обнявшись, посреди лесной дороги. Ему показалось — целую вечность. Он окунулся в тепло ее тела, тонкий цветочный аромат ее волос. Само присутствие Эржебет дурманило, в голове словно разливался проникший туда из леса туман, обволакивал, поглощал мысли, оставляя лишь первозданные желания. Гилберт разучился рассуждать здраво, у него остались лишь чувства. Он скользнул рукой по волосам Эржебет, наслаждаясь их шелковистой мягкостью. Осторожно погладил ее по спине, она едва заметно вздрогнула, вскинула голову, заглянула ему в глаза. Он, не соображая, что делает, склонился к ее губам. Она потянулась ему навстречу, он уже ощущал ее сладкое дыхание. Но вдруг Эржебет резко подалась назад, высвободилась из кольца его рук, отпрянула, точно испуганная лань.
Да Гилберт и сам не на шутку перепугался, осознав, что собирался ее поцеловать. А поцеловав, уже не смог бы остановиться… Пока он не видел Эржебет, все казалось таким простым и ясным: он должен ее спасти и все. Теперь же, когда она была рядом, его еще недавно такие кристально ясные чувства запутались. Гилберт сам боялся своего томительного желания, боялся и реакции Эржебет на его порывы. Вдруг он разрушит своей неуемной страстью их отношения, которые были ему так дороги? Но ведь Эржебет сама обняла его… Но это могли быть просто дружеские объятия.
«Сложно! Как же, черт подери, все это сложно!»
Тягучее молчание окутало их, Эржебет старательно изучала землю у себя под ногами, а затем опустилась на колени и принялась сноровисто собирать хворост.
— Гил… Так внезапно… Я не ожидала тебя тут встретить… — сбивчиво заговорила она, все еще не глядя на него. — Я так рада, что ты приехал! Ты даже не представляешь как!
Она, наконец, собрала хворост, разогнулась и посмотрела на Гилберта. На лице ее сияла счастливая улыбка. Та самая, которую он так долго мечтал увидеть.
Гилберт открыл рот, но слова застряли в горле. Он так много хотел ей сказать: «Я скучал по тебе… Прости, что не смог помочь… Ты такая красивая… Можно обнять тебя еще раз?». Но произнести это вслух он так и не смог.
— Я тоже рад, — наконец сказал он и панибратски хлопнул ее по плечу, словно пытаясь показать и ей и себе, что они, конечно же, все еще лучшие друзья. — Выглядишь бодрячком! Как ты в целом?
— Нормально, жива-здорова. — Эржебет криво усмехнулась и кивнула на вязанку хвороста. — Вот тружусь на благо нового хозяина.
Гилберта тут же больно кольнуло чувство вины. От мыслей о том, что скрывается за небрежным «тружусь на благо хозяина», его охватывала ярость пополам со страхом. Он боялся даже вообразить, через что Эржебет пришлось пройти за эти годы. Какие издевательства и унижения она терпела от Садыка. У Гилберта вдруг запершило в горле, снова захотелось ее обнять. Ласково и нежно. Так, чтобы она забыла все плохое, чтобы вместе с его прикосновениями ушла вся боль…
«Да уж, мне ее теперь только обнимать… Помочь-то так ничем и не смог. Слабак! И что ей теперь говорить? Прости, я не смог тебя спасти, потому что армия маленькая, средств нет, кругом большие страны, от которых надо отбиваться — не то сожрут… Бла-бла-бла… Дерьмо! Любые мои слова буду звучать как жалкие оправдания!»
— Гил, да что же мы посреди дороги стоим? — вдруг спохватилась Эржебет. — Пойдем, присядем.
Она шагнула с тропы в сторону деревьев, Гилберт взял коня под уздцы и двинулся следом за ней. Эржебет привела его на небольшую полянку, здесь лежал поваленный бурей могучий ствол, судя по всему, он упал уже давным-давно, и за годы растения оплели его так густо, что он стал похож на большой зеленый валик.
— Вот здесь можно спокойно поговорить, — улыбнулась Эржебет. — Мы так давно не виделись… И столько хочется сказать. Даже не знаю, с чего начать.
«Да, многое хочется сказать, вот только не все получается произнести вслух», — мысленно ответил ей Гилберт, привязывая к дереву коня.
Эржебет подошла, ласково погладила лоснящийся от пота бок жеребца.
— Надо же, как ты его загнал! Бедняга все еще тяжело дышит.
— Я хотел быстрее тебя увидеть, — неловко пробормотал Гилберт.
— Вот как, — обронила она и отвела взгляд.
Затем положила в траву вязанку хвороста и, присев на поваленный ствол, тщательно разгладила подол платья. Гилберт следил за ней, как завороженный, только сейчас поняв, что первый раз видит ее в женской одежде.
«Нет, второй…», — мысленно поправился он и тут же почувствовал, как всколыхнулось внутри пламя, отзываясь на воспоминания о кружащей в танце Эржебет.
«Нет! Не сейчас! Не думай об этом!»
Гилберт осторожно присел рядом с ней, чтобы отвлечься взглянул на застывший в тишине лес вокруг — темная зелень успокаивала.
— Эх, хорошо здесь, — вздохнул он.
— Да, — кивнула Эржебет. — Напоминает о Бурценланде…
— Мне тоже! Интересно, как там сейчас? Наверняка половину лесов уже на дрова пустили, — с ноткой сожаления произнес Гилберт.
