Бела побледнел, отступил на шаг, прижимая руку к покрасневшей щеке.
— Сын, немедленно извинись. — Слова Андраши падали, как тяжелые камни.
И под его хмурым взглядом Бела медленно опустился перед Эржебет на колени.
— Прошу простить меня, госпожа Эржбет, я не хотел вас оскорбить, — В голосе его звучало искреннее раскаяние, он попытался поцеловать ее руку, но Эржебет лишь смерила его подчеркнуто холодным взглядом и отстранилась.
— Тперь выйди вон, и в следующий раз думай, прежде чем сказать! — бросил Андраши, и принц покорно удалился.
Как только за Белой закрылась дверь, Андраши тяжко вздохнул и посмотрел на Эржебет.
— Прости его, Эржи, он еще молод и глуп…
— Тогда постарайтесь выбить из него эту глупость, — процедила Эржебет. — Я не желаю, чтобы мой будущий король позволял себе такие грязные подозрения!
— Да, да, конечно, пожалуйста, не гневайся на него, он просто переживает за твою судьбу. — Андраши замолчал, нервно закусил губу, но затем продолжил решительным тоном. — И он прав, Эржи… Стой, погоди! Не злись! Я имею в виду он прав в том, что касается Ордена. Байльшмидт и фон Зальца… Какие бы у них не были намерения, они по сути захватили наши земли. Такое нельзя спускать с рук.
— Но Гилберт столько лет защищал нас от половцев…
— Да и я благодарен ему за это. И я верю, что мой добрый друг Герман не собирался меня предавать… Но ты сама видишь — вельможи ненавидят Орден, с каждым годом их злость все сильнее… Ты хочешь, чтобы начались усобицы?
Эржебет покачала головой. Она уже знала, что скажет ее король.
— Тевтонский Орден должен уйти.
— Я понимаю, Ваше Величество, — через силу произнесла она.
В этот момент в коридоре раздался грохот, топот и крики.
— Стойте! Туда нельзя без разрешения!
— Мне можно! — Этот рык Эржебет узнала бы из тысячи.
Дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и в комнату ворвался Гилберт.
— Лизхен! — с порога заорал он. — Это все вранье! Да я бы никогда…
Дыхание сбилось, и он оперся плечом о стену — запыхавшийся и взмыленный после долгого бега.
— Думаю, вам стоит поговорить наедине, — почти одними губами шепнул Андраши и деликатно выскользнул за дверь.
Но Эржебет едва обратила на него внимание, сейчас она видела только Гилберта.
Он перевел дух, подошел к ней ближе, заглянул в глаза.
— Лизхен, слушай… Это обращение к Папе… Это вовсе не то, что вы подумали, — с жаром выпалил он. — Мы всего лишь хотели защититься от нападок знати. Я не собирался ничего отбирать… Вся эта гребаная казуистика… Черт… Не смотря ни на какие грамотки я бы продолжал защищать твои земли от половцев — это моя единственная цель!
— Гил, — мягко прервала его сбивчивую речь Эржебет. — Ты самовлюбленный, наглый, высокомерный хам. Но ты не предатель. Я знаю.
Несколько секунд он просто внимательно смотрел на нее, а затем положил руку ей на плечо, и она, пожалуй, впервые в полной мере ощутила, какая сильная у него ладонь. Крепкая. Дарящая ощущение надежности и уверенности.
— Лизхен, ты вспыльчивая, язвительная, совершенно невыносимая стерва. Но ты мой лучший друг… Мы заключили договор, и я никогда бы не нарушил данное тебе слово. Всё эти изнеженные вельможи! Они собираются прогнать меня, словно отслужившего сторожевого пса! А я не хочу уходить! Эта земля стала мне родной. И я не хочу расставаться с тобой…
Последнюю фразу он произнес так тихо, что Эржебет едва разобрала. Ее щеки тронул легкий румянец, сердце вдруг забилось быстрее.
— Гил, я тоже не хочу… С тобой расставаться… Но… Так надо. Я не могу идти против своих людей…
Следующие слова дались ей с трудом, но она заставила себя их проговорить:
— Гил, ты и твои рыцари должны уйти.
Его лицо исказилось, он чуть сильнее сжал ее плечо.
— Уйти? Вот так просто? После стольких лет? Нет уж! Сколько моих братьев погибло, защищая, между прочим, твои земли?! Сколько сил и средств я вложил в укрепление Бурценланда! Да я всю душу в него вложил, черт подери! А теперь ты говоришь, что я должен бросить все это, оставить на растерзание твоим ленивым, трусливым вельможам и покорно уползти, поджав хвост?! — с каждым словом Гилберт говорил все громче и громче, и, в конце концов, перешел на крик.
Его хватка на плече Эржебет усилилась, он уже впивался в нее пальцами, точно хищник — когтями.
Она вырвалась, оттолкнула его руку.
— Ты и сам хорош! Я тебе говорила не выставлять свои достижения на показ, не злить знать, а ты будто нарочно дразнил их. Тряс жирным окороком у голодного перед носом… Да ты практически нарывался на драку! Надо уметь быть дипломатичным! Если ты хочешь когда-нибудь создать свое государство, то придется поумерить спесь и научиться копаться во всем этом дерьме, которое называется политикой!
— Я пытался!
— Плохо пытался!
Они застыли, глядя друг на друга пылающими гневом глазами. Оба упрямые, несгибаемые, уверенные в своей правоте.
— Гил, если ты не уйдешь добровольно, я вынуждена буду двинуть против тебя войска, — отрезала Эржебет. — Я не шучу! Я не посмотрю, что ты мой друг.
— Ха, давай, будет весело! — Гилберт оскалился. — Сразимся по-настоящему!
— Хорошо, — медленно произнесла Эржебет, прищурившись. — Сразимся…
— Отлично! Щадить тебя я не собираюсь! — бросил Гилберт.
Он развернулся, белый плащ всколыхнулся у него за спиной, словно знамя.
«Я тоже не буду тебя щадить», — мысленно пообещала Эржебет, провожая его взглядом.
Но, даже несмотря на всю свою злость, она не могла не любоваться его гордой осанкой…
Войско выдвинулось в Бурценланд через несколько дней. Принц Бела рвался в бой и вызвался возглавить армию, Эржебет отправилась с ним, хотя Андраши предлагал ей остаться в столице.
— Тебе будет тяжело сражаться со своим другом, — осторожно заметил он.
— Нисколько, — непреклонно возразила Эржебет. — Он еще в нашу первую встречу бросил мне вызов, и мы так и не закончили поединок…
Она не кривила душой, может они с Гилбертом и были друзьями, но она всегда хотела скрестить с ним клинки в настоящей схватке. А еще, хоть Эржебет и неприятно было это признавать, но она понимала, что собирается драться с Гилбертом не только из-за их старого соперничества. Ей очень хотелось доказать Беле, что между ними ничего нет. Может и не только принцу, но и самой себе…
Оба войска встретились на границе Бурценланда, но сражения не получилось. От армии Ордена отделилось несколько всадников, ехавших под белым знаменем парламентеров.
Эржебет увидела среди них Гилберта и нервно стиснула поводья, так, что побелели костяшки пальцев.
