– Но я ничего не делал, – растерялся уриец.
– Вот и продолжай, не отвлекайся. – ИХ уселся напротив рулевого, сложил на столе ручки и посмотрел доброжелательно. – Тебя зовут Апроктамукль?
– Да, – вздохнул пленник.
– А меня – Бабарский. Иоахим Христофор Бабарский.
– Очень приятно.
– Вижу, ты освоился.
– То есть?
– Ведёшь себя спокойно.
– Я должен волноваться? – насторожился рулевой.
– Ни в коем случае. Ты знаешь, что такое шоколад?
– Да…
– Хочешь? – Бабарский достал из портфеля плитку тёмного шоколада. – С орехами. Очень вкусный.
– Спасибо. – Апроктамукль неуверенно взял угощение.
– Не волнуйся, это просто шоколад. Я решил, что тебе не повредит.
– Наверное. – Пленник развернул лакомство и осторожно откусил. – Вкусно.
– Я ведь обещал, – вновь улыбнулся ИХ. – Значит, шоколад вы знаете…
– Он сначала дорогой был, – рассказал Апроктамукль. – Только богачи могли себе пожволить. А сейчас много где продаётся.
– Дорогой? – переспросил Бабарский, обратив внимание на то, как забавно пленный произнёс слово «позволить». – Это сколько?
– Такая плитка раньше пять грандов стоила, – ответил уриец. – А теперь – тридцать грошей.
– То есть ваши деньги называются грандами?
– Да.
– И сколько в одном гранде грошей? Сто? Ты кушай, кушай…
– Ага, спасибо, сто грошей.
– Чаю заварить?
– Если можно.
– Конечно, можно. Аксель, будь добр, распорядись насчёт чая… Чай вы тоже знаете?
– Жнаем.
– Как мило, – всплеснул руками Бабарский. – Но давай вернёмся к деньгам. Ты кушай, кушай… Что можно купить на один гранд?
И Аксель тяжело вздохнул, наконец-то сообразив, для чего Помпилио отправил Бабарского к пленному. Вздохнул и подумал, что это было ожидаемо и правильно, поскольку сам он до таких нюансов не додумался бы.
///
– Галилей?
– Да, мессер. – Сидящий на диване астролог шмыгнул носом, извинился и приступил к докладу. Пусть не по-уставному, зато подробно. – Новости… особенных пока нет, и, наверное, это хорошо. Что же касается общего описания, то я готов подтвердить предыдущее сообщение: на Урии существует весьма развитая промышленная цивилизация. Её уровень сопоставим с уровнем полноценной планеты Бисера. До старых миров Ожерелья Урии, конечно, далеко, но с большими мирами Бисера она сравнима, да… По моим оценкам, население Урии составляет не менее полумиллиарда человек. Основные центры находятся в средних, умеренных широтах южного полушария. Там больше земли, потому что в северном преобладают архипелаги и крупные острова. Воды вообще много, поэтому сильно развит морской транспорт. Но и железнодорожный – тоже, я видел и пути, и крупные станции. Есть большие города, как портовые, так и в глубине континентов, на больших реках…
– Цеппели? – уточнил Дорофеев.
– Их немного, но есть. Насколько я понимаю, на самой планете воздушные транспорт не получил такого развития, как в Герметиконе, и цеппели в основном используют для полётов на Близняшку и Мартину.
– Почему ты так решил?
– Потому что видел их только на двух крупных базах, которые определил как военные. А в большинстве городов отсутствуют воздушные порты. И воздушный трафик в тех районах Урии, которые я наблюдал, – минимальный. Паровозы есть, суда есть, и речные и морские. А цеппелей почти нет.
Галилею впервые довелось проводить удалённую разведку планеты – развитой планеты! – через «дальний глаз», поэтому он отмечал всё, что, по его мнению, заслуживало внимания.
– Ты видел паровозы и суда в «дальний глаз»? – удивился Крачин.
Важные сообщения, а доклад Квадриги являлся именно таким, дер Даген Тур предпочитал выслушивать и обсуждать на общем собрании, поэтому в кают-компании вновь собрались все старшие офицеры «Амуша». И каждый из них имел право задавать вопросы.
– Да, их видно, если приглядеться… – Квадрига вновь шмыгнул носом. – Могу показать.
– Правда?
Астролог посмотрел на Помпилио:
– Мессер?
– Я не вижу причин запрещать это. – Дер Даген Тур едва заметно развёл руками. – Такое зрелище не часто увидишь.
– Благодарю, – повеселел Крачин.
– Я бы тоже посмотрела, – добавила Кира.
– И я, если… э-эээ… можно, – скромно произнёс Мерса.
– Только не все сразу, – хмыкнул Дорофеев.
– Я составлю список очерёдности, – пообещал ИХ.
– Почему ты? – возмутился Хасина.
– Потому что я – суперкарго, и это моя прямая обязанность, – с достоинством ответил Бабарский. И потрепал Квадригу по плечу: – После совещания пройдём в астринг и всё устроим.
– Кто бы сомневался, – вздохнул Бедокур. – Составитель списка окажется примерно первым в очереди.
– Кто-то должен рискнуть и лично убедиться в том, что неастрологам безопасно смотреть в «дальний глаз», – строго ответил ИХ. – Не благодари.
Кира рассмеялась.
– Галилей, – поднял брови Дорофеев.
– Извините, капитан. – Квадрига покосился на открытую палубу, на которой можно было курить, и продолжил: – Теперь самое интересное: я наблюдал Урию не так долго, но пока не обнаружил на ней Сферы Шкуровича. Учитывая взаимное расположение планет, для перехода на Близняшку и обратно Сфера не требуется. Но тогда получается, что других доступных для межзвёздного прыжка планет вокруг Урии нет?
Сферы Шкуровича – самые большие устройства из астрелия, которые строили в Герметиконе, – размещались на каждой планете и служили маяками для астрологов и надёжной швартовочной точкой для астрингов. Они были видны в «дальний глаз» намного лучше планет, к ним «цеплялось» выходное «окно», и вокруг них появлялись межзвёздные сферопорты – главные ворота планет. Урийцы – это уже всем было ясно – без стеснения использовали технологии Герметикона, недостатка в астрелии они тоже не испытывали, а значит, отсутствие Сферы можно было объяснить только одним образом – в ней не было необходимости.
– То есть Урия связана только с Мартиной – посредством Близняшки?
– Или следует дождаться завершения суточного цикла, – прищурился дер Даген Тур. – Возможно, Сфера находится в той части планеты, до которой мы ещё не добрались.
– Да, мессер.
– Кстати, каков цикл на Урии?
– Двадцать шесть часов.
– Хорошо.
Далеко не все планеты Герметикона оборачивались вокруг оси за наиболее распространённые двадцать четыре стандартных часа. Где-то быстрее, где-то медленнее, поэтому корабельный хронометр на «Амуше» состоял из двух частей: постоянной, показывающей принятое на цеппеле время, и съёмной, для которой предназначалась коллекция механизмов от двадцати двух до двадцати восьми часов.
