Так стороны завязали непродолжительную дипломатическую перепалку, от которой проку было мало. Или, вернее, совсем никакого. Выиграл же в некотором отношении герцог, который создал себе призрачный имидж обиженного судьбой и «бесчестным графом Годвином» человека.
Однако на самом деле Вильгельм Нормандский обрадовался такому «его величеству случаю». Что-либо лучше и придумать было нельзя для «раскручивания» интригующей многих ситуации. Теперь для него лучшего повода для начала военных действий против своего «обидчика», не сдержавшего клятвенного слова, просто и быть не могло. Герцог публично «возмутился» сразу:
«Он дал клятву, я его отпустил домой как родича с почетом, а он прибрал к своим рукам то, от чего отказался при свидетелях в моем родовом замке…»
Герцог, собрав в городе Руане знать Нормандии, заявил о начале подготовки вторжения в Альбион для возвращения того, что принадлежит ему по праву наследства, – английской королевской короны. При этом Вильгельм I дважды повторил убийственную для жителей острова фразу:
«Я должен наказать клятвопреступников. Наши святые обесчещены. Нормандия такого святотатства не потерпит. Я буду преследовать клятвопреступника на суше и на море…»
То есть речь шла о наказании англосаксов, народа, населявшего Альбион и жившего там более богато по сравнению с Францией. Из сказанного напрашивался простой вывод: поход предстоит не грабительский, как это в недалеком прошлом совершали на Британские острова скандинавские викинги, а завоевательный, да еще с «благородными» целями. Герцог Нормандии решил стать еще королем Англии. А почему бы и нет?
Однако та пылкая речь герцога, произнесенная с большим пафосом в стольном городе Руане, «ушла в пустоту». Отклика у аристократии Нормандии она не получила: графы и бароны, уставшие от мятежей и междоусобных войн, пожелали остаться в своих замках и опустошенных феодах. Облачаться в рыцарские доспехи и садиться на застоявшихся коней желающих, еще не навоевавшихся, особо и не оказалось.
Но при этом знать пообещала своему сюзерену помочь деньгами, то есть взять на себя финансовое бремя подготовки похода в обмен на обещание в случае успеха поделиться военной добычей. Поразительным видится то, насколько дружно высказывалась такая «поддержка» самодержавному правителю Нормандии: денег в долг дадим с возвратом, под проценты.
Собственно говоря, герцог вряд ли мог ожидать иного от своих своевольных вассалов. С задуманным им предприятием согласилась только часть аристократии Нормандии. Большинство же посчитало себя не обязанными в силу вассальской службы идти в завоевательный морской поход, который мог закончиться для его участников весьма плачевно.
Можно было и не дойти в штормовую погоду до противоположного берега пролива, можно было и погибнуть в первой же схватке с англосаксами, которые в таком случае защищали родную землю, свои семьи и собственное достояние. То есть оправданий для отказа участвовать в походе за море, у феодалов всех мастей Нормандии находилось много.
Поразительно, но герцог не настаивал на том, чтобы его верноподданные бароны и графы выполнили долг вассалов. Вероятнее всего, он прекрасно понимал, что на их деньги, ему уже данные, можно нанять достаточное число рыцарей и рядовых воинов во Франции и в сопредельных с ней землях. У такого воинства нашлось бы больше мотиваций для участия в завоевательном походе. Прежде всего, желание получить часть военной добычи и прославить собственное имя, которое являлось в Средневековье ходовым товаром.
Услышав такое из уст собственных вассалов, герцог Вильгельм то ли опечалился, то ли разозлился: за «его» королевскую корону графа и бароны не хотели принимать смертный бой на той стороне Ла-Манша. Однако ученый монах Ланфранк, ставший первым советником соискателя английской короны, успокоил его: все идет лучше, чем можно было ожидать, все великолепно, ваше высочество.
Такие увещания Ланфранка случайными не были. Монах, много побродивший по Западной Европе, прежде всего по Франции, знал доподлинную ситуацию вокруг Нормандии на континенте. Длительные и частые междоусобные конфликты привели к падению хозяйственной жизни. Множество людей, могущих держать в руках оружие, превратились в разбойников, отряды которых наводнили леса и горы. Грабить было намного легче, чем работать в поле или мастерских.
В разбойников превращались не только вчерашние наемные воины и разоренные или разорившиеся люди. Среди искателей легкой наживы оказалось немало мелких феодалов, рыцарей, которые не могли прокормить себя и содержать собственные семьи иначе, чем разбоем на большой дороге, на торговых путях.
Эти разбойные беглецы из общества как нельзя лучше годились для «наказания клятвопреступников-англичан», поскольку были готовыми на все военными людьми. Им надо было только хорошо заплатить (или пообещать богатую добычу) и они с радостью встанут под знамена герцога Нормандского. Вот тебе и армия завоевателей, ваше высочество.
К тому же герцог Вильгельм достаточно хорошо знал историю военных событий в Европе, столь недалеких от того времени, когда он стал правителем Нормандии, унаследовав отцовские владения. А примеры создания до него наемных войск были таковы.
В Х веке венецианский дож Виталис (или Урсеоло), пожелавший утвердить свое положение, навербовал в Лангобардии и Тоскане наемников. Однако венецианцы убили за такие действия своего дожа: наемные рыцари и прочие люди, носящие оружие, не смогли предотвратить убийства.
В 992 году граф Фульк (Фулькон) Анжуйский, воевавший с герцогом Конаном I Бретонским, послал против своего недруга войско, «в котором были как свои, так и наемники». Отряды из Анжу принесли много бед местному населению Бретани. Таким же образом герцог Конан I стремился прибрать к своим рукам нормандский монастырь (аббатство) Мон-Сен-Мишель.
При немецком императоре Генрихе III римский папа Лев IX навербовал в германских государствах многочисленные отряды местных рыцарей, истратив на такое «правое дело» значительные денежные суммы, которые у него имелись. Навербованные наемные отряды были отправлены в южную Италию воевать с укрепившимися там норманнами.
Поэтому честолюбивому правителю Нормандии не пришлось долго размышлять над тем, где и кем пополнить создаваемую армию вторжения. Были бы деньги и обещания, а наемники находились во все времена. История, в том числе и европейского Средневековья, полна такими примерами. То было тогда общим правилом в поведении любых властителей.
Среди рыцарей, ставших под знамена Вильгельма I, оказалось много людей, не имевших во Франции земельных наделов и потому рассчитывавших в случае успеха похода получить феоды в Англии. Это были, в своем большинстве, младшие сыновья небогатых феодалов, не получивших достойного их рангу наследства, прежде всего землей с крестьянами.
Герцог старался убедить своих наемников в том, что после «возвращения законно принадлежавшей ему английской короны» он поступит с верными ему рыцарями именно таким образом, благородно и щедро. И с надеждой на их дальнейшую верную службу обладателю двух драгоценных корон – королевской и герцогской.
