То есть в случае баронского мятежа правитель мог оказаться в крайне затруднительном положении: крепостная война с ее осадами и штурмами самых различных крепостей требовала больших воинских сил и еще больших затрат казны. У юного герцога Нормандии не имелось в наличии ни того ни другого. К тому же осада любой крепости, даже простого рыцарского замка, победно заканчивалась при основательной инженерной подготовке с использованием дорогостоящих боевых машин, которые требовали для обслуживания немало людей.
Вильгельм оказался в крайне затруднительном положении. Для него в начале правления любой незаконно возведенный замок вассала мог в один день превратиться в «осиное гнездо», место сбора недовольных вооруженных людей. Их в Нормандии хватало даже при Роберте Дьяволе, человеке решительном и не выбиравшим средств упрочения личной власти.
С другой стороны, к середине XI века у Нормандии сложились потенциальные противники (вернее – недруги), соперничавшие с герцогством за главенство на французском севере. Иначе говоря, речь шла о прозаическом феодальном противостоянии в государстве, в котором королевская власть виделась откровенно слабой. Монарх, как это показала судьба Генриха I, сам нуждался в военном союзничестве с владельцами крупных феодов и многочисленным мелким рыцарством, готовым встать под знамена парижского сидельца.
С Нормандией в то время враждовали Бретань и графство Анжуйское, правители которых желали завладеть рядом спорных территорий, в том числе графством Мэн. Предлога же для военного конфликта сторонам искать не приходилось: им могли быть, к примеру, неосторожно сказанные на застолье оскорбительные слова в адрес соседа. Или разбойное нападение на чужой купеческий караван на лесной дороге. К тому же у каждой из сторон имелись давние взаимные обиды, которые не забывались. Поводы для конфликтов давали и рыцарские турниры, в изобилии проводившиеся тогда по всей Европе.
В ту эпоху европейского Средневековья юноши любых сословий взрослели рано. Известно, что в 1042 году французский король Генрих I торжественно произвел юного 15– (или даже 14-) летнего герцога Вильгельма Нормандского в рыцари. С памятного дня посвящения в королевские рыцари для него началась взрослая жизнь.
…На формировании личности Вильгельма сказывалось то, что ни рано ушедший из жизни отец, и мать, которая по воле родителя оставила маленького сына, чтобы создать свою законную семью, после семи лет им не занимались. Опекунов же у подрастающего Вильгельма, причем людей самых разных, оказалось много, и о личном их бескорыстии говорить не приходится.
Опекунство каждому из них давало какие-то немалые выгоды: реальную власть в герцогстве, управление ее казной, возможность какое-то время принимать решения в личную пользу. К тому же опекуны стремились к тому, чтобы сохранить свое определяющее влияние на Вильгельма и после его совершеннолетия.
Мать Вильгельма, который часто находился в Париже, после смерти Роберта Дьявола создала новую семью и потому с сыном общалась только по случаю. Она, выданная замуж за рыцаря, сеньора де Контевиля, жила счастливо. У супругов на свет появилось трое детей: сыновья Роберт и Одо, дочь Мюриэль. Вильгельм, став герцогом, поддерживал с братьями по матери самые тесные отношения.
Известно, что Вильгельм, став самовластным герцогом, не отказывал матери ни в каких ее просьбах, хотя Герлева ему ими и не досаждала. Ей довелось заниматься воспитанием сына только тогда, когда он был еще совсем маленьким и она жила в Фалезе. Судьба наследника престола и опекуны (сознательно) разлучили мать с сыном.
Надо сказать, что Вильгельм, утвердившись на престоле правителя Нормандии, благосклонно относился к братьям матери – Осберну и Готье. Они часто присутствовали на дворцовых торжествах, и в подписях под грамотами тех лет именуются как «дяди герцога». Дочь Готье стала женой влиятельного Рауля Тэссона, барона Сингле, подготовившего заговор и поднявшего в будущем мятеж против герцога, ставшего его родственником.
Следует сказать, что судьба маленького наследника герцогской короны во Франции не выглядит какой-то особенной и трагичной. Это был дух Средневековья, и судьбу Вильгельма Завоевателя в юности повторяли многие дети из семей крупных феодалов, которые оставались без родителя. Сыну герцога Роберта Дьявола еще повезло: ни один из опекунов не позарился на его престол, не пытался «приватизировать» земельные владения господина и «элитную недвижимость» в виде замков и торговых городов-крепостей.
…При дворе короля Генриха I сын Роберта Дьявола провел долгих девять лет, временами подолгу проживая в Нормандии, которую он любил. За это время он познал дух и секреты королевского двора, искусство придворных интриг, понимание опасностей, которые могли грозить ему в скором будущем. Но не это было самое главное в его воспитании без отца: он учился, как и его сверстники, азам военного дела, то есть рыцарству. Это и стало для него главной наукой в жизни, то есть наукой жизни.
Скорее всего, каждодневно он получал уроки владения личным оружием: мечом и боевым топором, копьем и кинжалом, стальным арбалетом и тугим луком. Учили его воины из числа умелых, опытных бойцов королевского войска. Вильгельм рано научился управлять конем, обученным нести на себе тяжеловооруженного всадника. Учили его биться в тяжелых стальных рыцарских доспехах, знать их секреты и слабые места. Физической подготовкой приходилось заниматься постоянно, поскольку рыцарское дело было делом не слабых людей.
Уже в малолетстве у юного герцога имелись свои оруженосцы и слуги, которые владели оружием не хуже правителя. Многие из них по традиции эпохи являлись одногодками правителя, то есть мужали вместе с ним. Они и стали самыми преданными Вильгельму людьми, будучи часто немногим старше возрастом, и пройдя его жизненный путь бок о бок, деля между собой военные тревоги, радости и беды.
В будущем, став английским королем, Вильгельм I одарит многих их них аристократическими титулами, поместьями и замками на земле Туманного Альбиона. Он ценил верность и самопожертвование в битвах своих людей. Особенно тех, кого хорошо знал с непростого для незаконнорожденного сына крупного феодала детства. Они же платили за заботу о себе и своих семьях (фамилиях) верным служением и часто собственной жизнью.
До самого своего совершеннолетия (то есть до достижения 16 лет), когда Вильгельм обрел полную власть в Нормандии, юный герцог постоянно подвергался нападкам сверстников из аристократических фамилий за свое происхождение. Или, говоря иначе, Вильгельма не принимали в семейство высшей французской аристократии, как человека незаконно рожденного, только волей случая ставшего обладателем герцогской короны, да еще какой.
Именно при королевском дворе сын Роберта Дьявола впервые услышал жестокое слово «незаконнорожденный» (бастард), часто сказанное ему не за спиной, а в лицо. Может быть, благодаря этому он научился сдерживать собственные гневные вспышки, скрывать помыслы и ладить на людях со своими откровенными недоброжелателями. Но обид он никому не прощал; дело было только за временем расплаты. Так формировался характер человека, оставившего в истории XI столетия значимый след и на военном, и на политическом поприще.
