Однако Лондон тогда вовсе не был местом для веселья. Именно в это время по улицам и переулкам города начала свой поход чума, к концу лета она собрала жатву в 30 000 жизней. Большой торжественный въезд в столицу планировался на 25 июля, день коронации, однако боязнь заразной толпы сократила церемонию: коронация состоится, но никакой торжественной процессии не будет.
Уже в самые первые месяцы правления Якова против него начали строить заговоры. Группу аристократов, в которой кроме прочих состояли сэр Уолтер Рэли и Генри Брук, лорд Кобэм, заподозрили в замысле низложить Якова и возвести на престол его двоюродную сестру Арабеллу Стюарт. Как и большинству заговоров, этому плану помешали слухи, колебания и быстрое разоблачение. Рэли арестовали и заключили в Тауэр, где через две недели он попытался совершить самоубийство. На последовавшем суде генеральный прокурор короны, сэр Эдвард Кок, объявил его «адским пауком».
Рэли. Вы говорите неразумно, нецивилизованно и неприлично.
Кок. Мне нужны слова, достаточные, чтобы описать твои изменнические действия.
Рэли. Вам действительно нужны слова, потому что вы повторяете одно и то же уже несколько раз.
Так завершился «Основной заговор». Был раскрыт и «Второстепенный заговор», по которому короля планировалось похитить и вынудить приостановить действие законов против католиков. Он закончился ничем, – разумеется, не считая смерти его вдохновителей.
Подошло время официальной, пусть и не пышной, коронации Якова. Архиепископ Кентерберийский провел быструю церемонию в присутствии приглашенных зрителей. Супруга Якова, Анна Датская, согласилась принять корону от архиепископа, однако, как истинная католичка, отказалась перейти в протестантство. Имея мягкий и покладистый нрав, она не создавала никаких проблем на протяжении правления своего мужа. Ее духовник однажды заметил, что «сам король – воздержанный человек, а в королеве мало что может вызвать в нем страсть; они исполняют супружеские обязанности без бесед друг с другом». После церемонии королевская семья покинула зачумленный Лондон ради более здорового сельского воздуха. В августе Яков и Анна совершили первую «королевскую поездку»: начали с Винчестера и Саутгемптона, а затем повернули на север в Оксфордшир, следуя примеру прославленной предшественницы Якова.
Однако к этому времени король уже заложил основы своего двора и Совета. Главным образом он позаботился вознаградить шотландскую знать самыми важными постами в личной королевской свите. Точка опоры при дворе переместилась на службу королевской спальни, практически полностью укомплектованную лицами, последовавшими за Яковом из родной страны. Это обстоятельство вызывало недовольство и тревогу среди английских придворных: говорили, что шотландские лорды, словно горы, заслоняют англичан от лучей королевской милости. Но была также образована новая служба личных покоев, состоявшая наполовину из шотландцев, наполовину из англичан. Король наслаждался ролью «умиротворителя», и такой паритетный состав наглядно демонстрировал его умение поддерживать равновесие.
Среди английских членов Совета первенством наслаждались сэр Роберт Сесил и Говарды. Генри Говард, граф Нортгемптон, в начале 1604 года получил назначение на пост губернатора Пяти портов, а годом позже стал лордом – хранителем Малой государственной печати. При Елизавете он слал в Эдинбург «бесконечные тома» советов, которые Яков называл «азиатчиной». Томас Говард, граф Саффолк, удостоился должности лорд-камергера. Сесил, вскоре получивший титул виконта Кранборн, а затем графа Солсбери, в действительности превзошел всех. Он был маленького роста и горбат, но заметно возвышался над остальными. Король сказал ему: «Видит Бог, я считаю вас лучшим слугой из всех, что у меня были, пусть вы и не больше гончей». Яков часто называл Сесила «мой маленький бигль
[1]». Роберт Сесил руководил парламентом и управлял государственными доходами, занимался Ирландией и вел все международные дела. Он был неутомим, в высшей степени продуктивен и всегда неизменно учтив: терпеливо переносил все оскорбительные замечания по поводу своей внешности. Сесил был ведущим государственным деятелем, и его двоюродный брат Фрэнсис Бэкон однажды сказал, что, возможно, Роберт в состоянии не допустить ухудшения общественных дел, но он не может их улучшить. Пожалуй, это было слишком сурово – Сесил обладал глубоким политическим мышлением, – однако Генри Говард наступал ему на пятки.
Елизаветинский Совет состоял из тринадцати членов, Яков в скором времени удвоил его состав, но сам с большим удовольствием уклонялся от заседаний Совета. Ему нравились приватные дискуссии в уединении собственной спальни с последующей передачей полномочий. Он предпочитал частные встречи, во время которых его остроумие и здравый смысл могли компенсировать нехватку представительности. Кроме того, король не любил Лондон и всегда с радостью уезжал поохотиться куда-нибудь подальше. Как-то с выезда Яков написал советникам самодовольное письмо, посетовав, что они «жарятся в адских муках» над делами королевства. Тем не менее он наносил в столицу короткие и неожиданные визиты, когда его присутствие считалось необходимым; говорил, что появляется «как вспышка молнии: приезжает, освещает и снова исчезает».
Дворец Уайтхолл представлял собой широко раскинувшееся скопление зданий: примерно 1400 залов для приемов, кабинетов, личных покоев и галерей. Это было место секретных встреч и тайных свиданий, подготовленных столкновений и внезапных ссор. Естественная обстановка для представления сатир Джона Донна, двух пьес из жизни Римской империи Бена Джонсона о природе честолюбия и испорченности, а также жанра маски в пору его расцвета. Балы или театральные развлечения устраивались там практически через день.
К тому же королевский двор служил главным местом размещения коллекции Томаса Говарда, графа Арундела, состоящей из чертежей Палладио, работ Гольбейна, Рафаэля и Дюрера. Влиятельные лорды и придворные тоже строили себе изысканные резиденции в Одли-Энде, Хартфилде и других местах. Граф Нортгемптон украсил свой особняк на улице Стрэнд в Лондоне турецкими коврами, брюссельскими гобеленами и китайским фарфором; кроме того, он имел коллекции глобусов и карт всех основных государств. Таков был расцветающий мир якобитства.
В начале своего правления, по пути из Эдинбурга в Лондон, Яков получил петицию. Под этим прошением его подданных-пуритан, известным под названием «Петиция тысячи», стояли подписи тысячи представителей духовного звания. В сдержанных выражениях королю предлагалось удалить из таинства крещения крестное знамение, отказаться от свадебных колец, «поправить» слова «священник» и «отпущение грехов», ликвидировать обряд конфирмации, не «настаивать» на шапочке и саккосе, облачении клириков англиканской церкви.
Король поистине обожал богословские прения: они давали ему возможность демонстрировать собственные познания. Соответственно, в качестве своего первого значительного деяния на троне Яков решил собрать группу духовных лиц во дворце Хэмптон-Корт
[2] для обсуждения вопросов религиозной политики и церковных правил. Пять известных высокообразованных пуританских пресвитеров были противопоставлены ведущим священникам королевства, в число которых входили архиепископ Кентерберийский и восемь епископов.
