Ардашев замолчал. Мяличкин затушил сигарету и, разлив остатки коньяка по рюмкам, заметил:
— Будет вам, Клим Пантелеевич, страхи нагонять. Всё образуется. Даст Бог, Гражданская война ни в этом, так в следующем году закончится. И всё в России наладится. Не сразу, конечно, а постепенно. И большевики свой революционный пыл поумерят, и необдуманные репрессии прекратятся. Чтобы вы мне про них не говорили, но они Россию отстояли. Не дали ни германцам, ни немцам, ни французам хозяйничать. Р.С.Ф.С.Р — независимое государство. И это обстоятельство перевешивает все остальные минусы и перегибы. Давайте выпьем по последней. — Он щёлкнул крышкой карманных часов. — Ого! Сколько времени мы с вами проговорили! Не опоздайте на пароход.
Рюмки опустели. Клим Пантелеевич расплатился за стол, поднялся и сказал:
— Как бы там ни было, прощайте. Обойдёмся без рукопожатий.
— Думаю, да.
— Честь имею, товарищ Мяличкин.
Бывший царский полковник скрипнул зубами, точно новыми сапогами и процедил:
— Счастливо добраться.
Ардашев пошёл не оглядываясь. От встречи со старым знакомым осталось препакостное послевкусие — будто протухшей воды напился.
Уже на улице он с удовольствием подставил лицо под свежий ветер.
Свободный извозчик понял свою нужность раньше, чем Клим Пантелеевич махнул ему рукой.
— В порт, на вторую пристань, — велел бывший присяжный поверенный, покручивая в руке любимую трость.
II
Константин Юрьевич вернулся за стол и заказал ещё рюмку коньяку. Потом он вынул из кармана вечное перо и конверт, в котором лежала четверть листа. Написав что-то, бывший полковник выпил залпом коньяк и подозвал официанта. Отдав ему запечатанный конверт и несколько банкнот, он оделся и вышел.
Морской ветер, пытаясь захватить город, метался в узких улочках и путался в кривых переулках, но всё ещё сохранял силу. Мяличкин поднял воротник плаща. Ему пришлось придерживать шляпу, чтобы её не унесло на мостовую. Он не стал брать ни такси, ни извозчика. Хотелось пройтись пешком и избавиться от неприятного осадка, оставшегося после беседы с Ардашевым — горького, как раздавленная желчь.
III
Клим Пантелеевич подошёл к сходням, предъявил билет и уже собирался пройти на борт «Эстонии», как к нему подбежал официант из ресторана «Родной берег».
— Простите, сударь, вам просили передать этот конверт, — сказал он.
— Кто?
— Тот господин, с которым вы только что сидели за столиком.
Ардашев потянулся за бумажником, чтобы отблагодарить посыльного, но тот, отстранившись, вымолвил:
— Ничего не надо. Мне уже заплатили. Хорошего плавания!
— Благодарю, — ответил частный сыщик и шагнул на палубу.
Зайдя в каюту, он распечатал письмо. На четвертинке листа почтовой бумаги чёрными чернилами было выведено всего одно предложение: «Эту партию Вы проиграли».
Эпилог
I
Все дни на море штормило, и пассажиры «Эстонии» изрядно устали от непрекращающейся болтанки. Судно построили в Норвегии восемь лет тому назад. Его длина не превышала шестидесяти шести метров, а ширина — девяти с половиной. Пароход бороздил волны Балтики со скоростью 12 узлов
[34] и пришёл в порт Засница только к утру третьих суток.
Сойдя на берег, Ардашев направился к первому попавшемуся газетному киоску и купил «Berliner Lokal-Anzeiger». В разделе «Эстонские новости» он отыскал статью под заголовком «Могильщик из Таллина». Всё произошло так, как и представлял частный сыщик. С печатных страниц на Клима Пантелеевича смотрел строгий инспектор Саар с явно нафабренными, перед фотографированием, усами. Тут же с поразительной точностью был помещён карандашный рисунок устройства с арбалетом и нотный стан с известными четырьмя нотами. Полицейский подробно и в красках описывал ход расследования трёх убийств и своё героическое участие в задержании опасного преступника Арво Витте в старом склепе. Злоумышленника, писал автор, ожидает суд, но не нужно быть провидцем, чтобы предсказать его суровый приговор. Статья заканчивалась известием о том, что по решению городской управы Таллина и старшины братства Черноголовых тело Герта Витте, погибшего 11 сентября 1560 года, было предано земле со всеми воинскими почестями.
В самом низу страницы, в рубрике «Происшествие», глаза выхватили несколько строк: «В Таллине повесилась русская эмигрантка Анастасия Павловна Варнавская, снимавшая комнату в частном доме на Цветочной 7. Ранее она служила горничной в отеле «Золотой лев». Труп, найденный хозяйкой дома на чердаке, висел на железной балке. В настоящее время тело находится в городском морге. Полиция просит родных, или близких покойной откликнуться на данное сообщение».
II
Прибыв в Прагу поздно ночью, Ардашев взял такси и поехал в сыскное агентство «1777».
Отомкнув входную дверь, он прошёл в кабинет. На зелёном сукне стола лежал конверт, оставленный Марией. Это была международная телеграмма из Таллина. Расшифровав текст, Клим Пантелеевич прочёл: «На эстонской таможне произошла утечка информации. «Парижская коммуна» не заходила в порт. Золото было перегружено в море на шведское судно и ночью ушло в Стокгольм. Агент Цветок, в нарушение инструкций, посещала модные магазины и засветилась. Я не успел её спасти. Сильвер».
III
Глядя на свет в окне пражской сыскной конторы «1777» агент «D» закурил папиросу и мысленно признался: «Больше всего не люблю убивать красивых женщин. Уничтожать красоту — моветон. Но что поделаешь, если я исполнитель чужого приказа, как пуля или штык? Здравствуйте, господин Ардашев. Мы теперь неразлучны. Но лишь до тех пор, пока не поступит приказ на ваше устранение».
