– Ну, в общем, да.
– Поэтому у нас всего два варианта. Первый – вы подписываете заявление о том, чтобы я к вам больше не приходил, потому что вы как нееврей не нуждаетесь в религиозной помощи. Второй – вы ничего не подписываете, и я прихожу к вам раз в неделю или чаще, по вашей специальной просьбе, и мы просто беседуем с вами. Так сказать, о вопросах нравственности.
– Только о вопросах нравственности?
– Можем и о других вопросах побеседовать. «О вопросах нравственности» – это так в наших документах обозначено. О чём угодно можем с вами говорить. Хоть о футболе.
– Вы интересуетесь футболом?
– Ну так, посматриваю.
– За кого болеете?
– За «Торпедо» московское.
– Необычный выбор.
– Ну да. От отца унаследовал. Он ещё Стрельцова застал. На ЗИЛе работал.
– Ну тогда да, понятно.
– А вы за кого, если не секрет?
– За «Динамо».
– Ну видите! Тоже необычный выбор! Мы оба с вами болеем за несчастные, нелепые команды.
– Да уж.
– Мне это в вас нравится.
– Мне в вас тоже. Хотя динамовцы не любят торпедонов за их дружбу с мясом.
– Ну, я в эти фанатские разборки не вникаю, я всех уважаю, «Динамо» – великий клуб, Яшин, турне по Британии.
– Да я тоже особо не вникаю, я так. Я тоже всех уважаю. «Торпедо» – тоже великий клуб. Стрельцов, Воронин.
– Но вот вы говорите – мясо, а не «Спартак». То есть вы в этой фанатской теме?
– Да нет, так, краем. Ну, хожу… ходил… да, ходил. Надо теперь в прошедшем времени говорить. Прощай, родная трибуна D. Ходил на футбол, есть знакомые среди фанатов. Были. Были знакомые.
– Я тоже иногда хожу. Мы, правда, в первой лиге, футбол неинтересный.
– «Тоже» тут не совсем уместно. Вы ходите, а я ходил. Разница.
– Да, вы правы. Простите меня. Я зря это сказал. Простите.
– Да ничего. Я уже привыкаю.
– А так вы вообще кто? Как-то мы почему-то с футбола начали.
– Я филолог. Но мне в моём положении трудно это говорить. Наверное, лучше сказать – бывший филолог. Филолог – это тот, кто сейчас филолог и собирается быть филологом в будущем. А у меня, как вы понимаете, будущего нет.
– Да, понимаю.
– Будущего нет. No future.
– Да. No future, no future.
– No future for me!
– Да, хорошая песня.
– Немного неожиданно, что вы её тоже любите.
– Да, люблю классический панк. А что. Раввины – тоже люди.
– Ну я это как бы понимаю.
– Ну а что, нам надо любить только песни в стиле «мизрахи»?
– Я даже не знаю, что это такое.
– Вам лучше этого не знать. Вообще, иудаизм вовсе не предполагает какую-то вот такую замшелость.
– Ну вот, вы уже проповедуете мне иудаизм без возможности моего его, иудаизма, принятия.
– Да, глуповато получилось.
– Да ладно, ничего.
– А вы филолог? Что изучаете?
– Да, филолог. Изучаю в основном Серебряный век и советскую литературу двадцатых – тридцатых годов.
– Самый лучший период. Самый такой… плодотворный.
– Ну да. Можно и так сказать. Хотя были и другие периоды.
– Да, конечно. Я очень люблю Хармса.
– Ну, кто же его не любит.
– Вот это, например:
Вода в реке журчит, прохладна,
И тень от гор ложится в поле,
и меркнет в небе свет. И птицы
Уже летают в сновиденьях.
А дворник с чёрными усами
стоит весь день под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
Из окон слышен шум весёлый,
и топот ног, и звон бутылок.
Проходят дни, потом недели,
потом года проходят мимо,
и люди стройными рядами
в своих могилах исчезают.
А дворник с чёрными усами
стоит года под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
Из окон слышен шум весёлый,
И топот ног, и звон бутылок.
Луна и солнце побледнели,
созвездья форму изменили.
Движенье сделалось тягучим,
и время стало, как песок.
А дворник с чёрными усами
стоит века под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
Из окон слышен шум весёлый,
и топот ног, и звон бутылок.
– Немного неточно, но да. Да, я его тоже очень люблю. Это стихотворение. И Хармса.
– Неточно? Ну ладно, я же не филолог, в конце концов. Это вам надо быть точными. Я ещё Введенского люблю.
– Это да. Я тоже. Лучше, наверное, сказать – «любил», но нет, люблю.
– Давайте вернёмся к началу. Вы хотите подписать заявление, чтобы я к вам больше не приходил, что вы не нуждаетесь в моей религиозной поддержке?
– Вы знаете, я не нуждаюсь в вашей религиозной поддержке, но я совсем не против, чтобы вы ко мне приходили. Вы приятный человек, можем поговорить о религии, о футболе, о жизни. Если вы не против, конечно.
– Я не против. Все души важны.
– В смысле, не только еврейские?
– Да, не только еврейские.
– Я, в принципе, так и понимал, но так, уточнил.
– Неевреи тоже созданы по образу и подобию Божию.
– Это радует. Или нет.
– Я понимаю вашу иронию. В вашем положении трудно относиться к некоторым вещам с серьёзным энтузиазмом.
– Да, это вы очень точно сказали.
– Хорошо, тогда я буду приходить к вам раз в неделю. Буду просто с вами.
– Хорошо, спасибо. Я буду рад поговорить с вами.
– Есть такие ситуации, когда нужно, чтобы с человеком кто-то просто побыл. Больше ничего, просто побыть с человеком. Быть с ним. Я готов быть с вами.
– Спасибо.
– Если нужно, чтобы я к вам экстренно пришёл – например, вы почувствовали какую-то особую тревогу, предсмертную тоску или ещё что-то такое, – тогда прямо вызывайте меня, я приду, как только смогу.
