К моему изумлению, от медальона вдруг повеяло чёткой и очень чистой псионикой. Будто предмет включился рядом со склепом, и стал отбивать сигналы, наподобие Азбуки Морзе.
Я вытаращил глаза, пытаясь понять, что чувствую, но тут Вепрев вдруг спрятал медальон обратно.
— Ты думаешь, я идиот? Хочешь просто покончить с собой?
Мне осталось только удивиться:
— О чём ты?
Но Борис не ответил, лишь покачал головой.
— Отец запретил рисковать. Вот когда исполнится двадцать один, ты вступишь в наследство, вот тогда и попробуем… кхм… Иди уже давай, молись, братец!
Он толкнул меня в спину. Я один раз оглянулся на носатого и его охранников, а потом прошёл в тёмный склеп.
Дверь сразу же затворилась, и наступила кромешная тьма.
***
Темнота продолжалась несколько секунд.
Но вот я сделал шаг, протянув руки, чтобы пощупать перед собой пространство, и темнота замерцала огоньками.
Они были везде, словно маленькие звёздочки. Я закрутил головой, пытаясь разгадать узоры созвездий, но тут в помещении посветлело, и оказалось, что каждая звезда — это бликующая грань.
Внутри усыпальница представляла из себя круглый зал с полками до потолка, на которых стояли вытянутые чёрные вазы с эмблемой Борзовых. Много, очень много одинаковых изящных ваз, украшенных драгоценным пирусом — именно эти камешки и светились, позволяя разглядеть внутреннее убранство.
В центре стояла большая стела около метра высотой, и её вершину венчала золотая голова пса. Статуя и вправду изображала голову собаки из породы борзых — короткие висячие уши, гладкая шерсть, длинный узкий нос.
У стелы с головой небольшой коврик, и на постаменте перед ним в стаканчике несколько палочек, так похожих на свечи.
С другой стороны зала, между полками с вазами, виднелась ещё одна дверь. Скорее всего, выход в какой-нибудь второй, тайный зал.
Я с досадой обернулся назад, мысленно послав Вепрева в Пробоину. Мне казалось, что без того медальона здесь делать нечего.
— Вася, ну ты хотя бы не молчи, — прошептал я, — Что делать?
Василий внутри меня вдруг притих. Я чувствовал его смешанные чувства — он трепетал от того, что оказался в родовом склепе. Он возмущался тому, что в склеп проник Иной. А ещё Василий был растерян, словно чувствовал вину за какое-то невыполненное обещание.
В общем, опять никакой информации от его эмоций.
Со вздохом я прошёл в центр склепа, посмотрел на коврик, на свечки. Опустившись на колени, я положил руки на бёдра, и стал разглядывать вазы.
Тишина стала надоедать.
— Эй, — негромко позвал я, — Есть кто?
Да, без Перовской мне здесь делать нечего. Я же не оракул, разговаривающий с духами… да и вообще Пустой.
Прикрыв глаза, я попытался ощутить что-нибудь. Если это святыня Борзовых, то здесь должно быть намоленное место. А значит, должен быть мощный ментальный след от прошлых поколений, и можно попробовать поймать картинки из воспоминаний.
Конечно, от моей настоящей чувствительности сейчас остались крохи. Блок в нижней чакре и непонятная атрофия верхних.
Но, раз уж у меня опять выдалась спокойная минутка, попробуем закрепить достигнутое. Тем более, в таких «местах силы» результаты всегда лучше…
Я снова стал просматривать свои чакры. Как следует настроился на нижнюю, попробовал найти вторую и третью. После тщетных попыток, но зато настроив внутреннее зрение, я резко сфокусировался на четвёртой, оракульной чакре.
Увидев слабый отблеск, я попытался зацепиться за него. Серое золото ускользало, снова срываясь едва заметным отблеском. Но я напрягся, пытаясь восстановить в памяти зрительный образ, как нас учили корпусе псиоников.
«Воображение — лучший друг менталиста. Если ты не видишь поток энергии, просто представь его.»
Вот я и представлял четвёртую чакру, подрисовывая ей те образы, что видел в теле оракула.
Вася, а ведь маг, который ставил тебе блок в нижнюю чакру, ошибся.
На эту мысль от Василия прилетело удивление.
Да, маг ошибся. Я не могу излучать магию, но я могу чувствовать её. Мои навыки, полученные в корпусе псиоников, позволяют сделать твоё тело отличным приёмником.
Я прикусил губу. А ведь каждому псионику известно — именно верхние чакры принимают сигналы. Только они обладают такой чувствительностью.
Что-то витало вокруг меня, какие-то разрозненные мысли, словно обрывки голосов. Я пытался зацепиться, но не мог, чего-то не хватало.
Василий вдруг заволновался, пытаясь мне подсказать. Сильная эмоция — он обижается, что я не даю управлять телом.
Ну, ладно, давай, пробуй…
Я расслабился, пытаясь нащупать ту грань, за которой вечно томится бывший хозяин тела, и усилием воли слегка отодвинул границу.
Моя рука неожиданно протянулась, схватила одну из палочек-свечек, торчащих в стаканчиках. Приложила свечку кончиком к драгоценному камню пирусу, торчащему в центре постамента.
Через пару секунд палочка заискрилась и занялась ровным красным пламенем. Я спокойно поставил свечку в едва заметный паз на постаменте.
Василий внутри расслабился, давая понять, что всё сделано, как надо.
— И что? — прошептал я, покрутив головой.
Ничего не изменилось, но я продолжил настраивать себя на приём картинок из прошлого. Тут ноздрей коснулся сладкий дым благовония, я непроизвольно вдохнул…
***
«Я счастлив. У меня родился сын, которого я так долго ждал.
Моя рука протянулась, подхватила сразу горсть свечек. Я старательно разжигал их, потом вставлял в пазы, приговаривая:
— Прадед, это для тебя… И тебе, прабабушка, ведь именно Твоя Луна сейчас над нами.
Ещё одна свеча встала в паз:
— И тебе, Первый Предок, положивший начало нашему великому роду. Будь благословенна твоя кровь, которая не иссякает уже столько поколений. Признаюсь, я уже думал, что буду той самой плешивой собакой, которая прервёт Вечность Лунной крови….
Я засмеялся, чувствуя, как спадает с плеч невыносимый груз. Всё, у меня есть наследник, и род Борзовых всё так же велик.
— Первый Предок, пусть ведут тебя Святые Привратники в мир, где всегда светит Твоя Луна. И пусть никогда тебе не встретится Последний Привратник…
Свечки в пазах зашипели, разгораясь, и заплевались искрами. Дым стал рисовать какие-то узоры, закручиваясь кольцами.
Я вскинул голову, пытаясь понять, что хотят сказать предки. И приложил ладонь к носу пса на стеле.
— Нет! Нет! — я закричал, — Это мой сын! Мой!
