Если она хочет поиграть в обиженную невинность в последние дни нашего совместного пребывания, то пусть так и будет! Я развернулся и пошёл обратно в спальню, напоследок громко бросив ей:
— Это был твой выбор, Дарина!
Намного позже, уже после телефонного разговора с Радичем, в котором приказал ищейке достать мне всю информацию о Софии Волковой, я сидел в кабинете, заливая в себя один за другим бокалы виски и борясь с желанием подняться наверх к Дарине. К этому времени я уже пару раз набирал номер Андрея, но упрямый сукин сын, похоже, включил меня в чёрный список. Хотя, наверное, это всё — таки произошло не сейчас. Иногда казалось, что брат меня из этого списка даже и не исключал.
Конечно, чего греха таить, подобное чаще случалось всё же по моей собственной вине. Когда решения принимались вот так. Единолично. Только, как показали события трёхгодичной давности, иногда из — за необдуманных или же эгоистичных действий одного страдают сотни и даже тысячи невинных.
Этого дерьма я сполна наелся в последней войне против Зарецкого. Теперь подобное предстоит сделать Андрею. Не было ни капли сомнений в том, что Граф сейчас совершает те же ошибки, что и я не так давно. Вот только, как говорится, со стороны всегда легче увидеть чужие промахи.
Уже завтра я подпишу с Волковым контракт и официально стану не только отделён от брата в глазах общества и, что важнее, Зарецкого, но и стану, в какой-то мере, его прямым конкурентом. Конкурентом за власть, влияние, бизнес. Для Андрея я стану подлым предателем, ради корысти поправшим принципы нашего отца. А Даша убедится в который раз, что тот, кого она полюбила, не что иное, как придуманный ею самой образ.
И в такой ситуации время играло против меня. Чем больше я тянул с тем, чтобы отправить Дарину в наш второй дом, который только недавно отремонтировали, тем больше становилась вероятность неблагоприятного исхода всей этой истории для нашей семьи.
* * *
Вчера мы подписали с Волковым договор о сотрудничестве и объединении бизнеса. София тёрлась об меня, как голодная кошка, совершенно уже не стесняясь присутствия папаши и Стефана рядом. Всё шло по накатанной. Именно так, как я и планировал. Вот только сейчас, сидя в одиночестве в собственном кабинете, я не чувствовал никакого удовлетворения на этот счёт. Каждый шаг вперёд, что я делал для достижения поставленной цели, отбрасывал меня на пять или десять шагов назад в отношениях с любимой женщиной.
Прошло два дня с момента той ссоры, а мы с ней не перекинулись ни словом. Это было не просто тяжело. Это было больно даже на физическом уровне.
Думаю, такую боль можно сравнить с мукой умирающего от жажды человека. Когда он сидит напротив целого графина с кристально чистой прохладной водой, но не может утолить своей жажды, потому что его отделяет от вожделенного желания непробиваемая прозрачная стена.
Примерно подобное чувствовал и я. Вот только в нашем случае это было тяжелее вытерпеть. Потому что эту самую стену воздвиг я. И только мне по силам было снести её. Да мне это было по силам…Но в то же время я не мог, я мать его, не мог ее раскрошить, взорвать, разбить, потому что там за этой самой пресловутой стеной, нас ожидала целая бездна крови, боли и потерь…страшных потерь, невосполнимых.
Мне доложили о приезде Стефана. А после появился и сам ищейка. Эта кличка прекрасно подходила моему верному другу…пожалуй единственному за долгие годы, который поведал о последних событиях в том мире, в котором оставался Андрей, и отчитался по заданным ему ранее вопросам об Софии. Также он рассказал и о том, какие нам предстоит заключить контракты с учётом нового положения и новой группировки. МОЕЙ группировки.
Подошёл к бару и предложил Радичу виски, заранее зная, что он откажется. Тот вдруг прервал свою речь о договорах и осторожно поинтересовался о том, как поступить с теми наблюдателями, что оставались в доме каждого из членов моей семьи. Хороший вопрос, если брать во внимание тот факт, что в мятежное время остаются единицы тех, кому можно безоговорочно доверять. Я сел в кресло и, пожав плечами, прикурил сигару. Прищурился, глядя на Стефана. Просто образец невозмутимости. Готов голову дать на отсечение, что у него в мозгу постоянно крутятся тысячи шестерёнок, но вы никогда не увидите этого. Только те эмоции, которые он считает нужными показать. А Радич таковой признаёт только одну — полную невозмутимость.
Выдохнул дым в потолок:
— Пусть остаются на местах. Наблюдение за ними не прекращай. И насчёт Андрея…Не поверю, что ты не сможешь найти хотя бы одного способного человека, который мог бы регулярно поставлять нам информацию из графской резиденции, — я поморщился, заметив секундный блеск в его глазах, — вернее, из особняка Воронова. На этом всё, Радич. Ты свободен.
Опустошил бокал и, машинально потянувшись за бутылкой, остановил собравшегося уйти, Ищейку:
— Кстати, Стефан, ты должен будешь совсем скоро отвезти Дарину в новый особняк в горах. Да, в сопровождение ей отправь своего бывшего зама…как там его…Дениса. Думаю, после преподанного недавно урока парень горит желанием доказать, что он исправился.
Радич коротко кивнул и склонил голову на бок, во взгляде появилась заинтересованность:
— Всё — таки, Максим, ты решил…
— Именно. Будем придерживаться плана с Софией Волковой…Которая, — саркастично усмехнулся, — совсем скоро станет твоей новой госпожой.
Стефан ушел, и практически сразу я услышал лёгкие шаги Дарины за дверью. Вот она, видимо, в нерешительности остановилась. Сердце галопом понеслось вскачь. Пришла. Сама. В груди вспыхнула надежда на примирение. Пусть хотя бы ненадолго. На пару дней. На день. Но день, который мы проведём вместе. В любви и нежности, но никак не в ненависти или презрении друг к другу.
— Входи, Даша. Не заперто.
Дверь осторожно открылась, а у меня вдруг задрожали руки от болезненной тяги прикоснуться к ней вот такой, ранимой и грустной. Залпом опустошил бокал и выкинул его в камин. Даша всё так же стояла возле двери, не решаясь подойти ближе.
— Полагаю, игра в молчанки окончена? Пришла поговорить? Созрела?
Я специально говорил грубо, стараясь обидеть её. Либо так, либо я сам брошусь к ней…
Она многозначительно посмотрела в сторону бутылок, выстроившихся на столе. Осуждает…Ухмыльнулся:
— Не думаю, что ты пришла ради лекции по поводу вреда алкоголя для моей несчастной печени?
Она вздёрнула подбородок вверх:
— Я пришла сказать, что я уезжаю к детям.
Надежда на примирение лопнула с громким хлопком, резонансом по нервам, и так натянутым до предела.
Улыбнулся, стараясь скрыть дикое разочарование:
— Даже так? Охренительно! Я как раз собирался предложить тебе уехать.
— Значит, ты уже и это решил за меня? Спасибо, что так заботишься обо мне. Угадываешь все мои желания.
В голосе тонна презрения. Прикусил щеку с внутренней стороны. Играем до конца, Воронов. Нет времени для сантиментов.
