Работали не торопясь. Напилили дров, шулюм варили, Колька прилаживал лямки на мешки, приготовленные для Кобякова.
— Чего ты там набрал? Неподъемные! — Дядь Саша не без труда приподнял один мешок.
— Не доверяешь? — Поваренок весело вскинул на дядь Сашу блестящие карие глаза. Пододвинул полено в костер, снял пенку поварешкой. Шулюм был из двух рябчиков, которых Колька добыл вчера по дороге на Юдому.
— Короче так: спальник с лебяжьего пуха...
— Твой? — удивился дядь Саша.
— Ну! Керосин, запасное стекло для лампы, газовая горелка корейская, упаковка баллонов к ней, жратва разная... гречка, рис, патронов две сотни, топор зашибатый... в прошлом году... — Колька прихлебнул чай.
— Нярки копченой надо было положить! В этом году нярка крупная заходила...
— Слушай, тебе говорю, в прошлом году геологи подарили — весной точишь его, осенью острый! Отвечаю!
— Кого?
— Да топор!
— А-а! А то у него топоров тут мало...
— Ты его в руке подержи! — оскорбился Колька. — Что еще? Ну, лук, чеснок, картофана ведро...
— А майонез? — дядь Саша любил майонез.
— Взял ведерко на кило. Не раздавить бы.
— Корейского?
— Ну...
Начало темнеть. Колька снял шулюм, насыпал сухого укропа и поставил к углям. Дров подбросил щедро, костер подумал недолго и стал подниматься. Покуривали молча, щурясь на огонь. Поваренок время от времени прихлебывал крепкий чай и сплевывал под ноги нифеля
[21].
— Надо было Москвича попросить, чтоб завез на снегоходе... — Дядь Саша бросил окурок в костер. — Домой бы уже ползли. Я так и попер бы ходом, не спал бы! Куда в лесу уедешь?! Завтра дома были бы... Поля заждалась уже!
— Ненадежно! — сказал Колька серьезно. — Охота, то-сё, Москвич с Кобяком не знакомы, где его искать? Оставит в каком-нибудь зимовье шмотки и айда... он тоже на охоту приехал. Москвич, мужик-то неплохой, но... какой-то... себе на уме малость... Нет! — затряс головой.
— Москвич на «Ямахе» не найдет, а мы пешком найдем? Картой твоей я завтра задницу вытру! И все! Надо возвращаться до Москвича, что делать? Оставить ему и той дорогой назад. Там все пропилено...
Колька молчал. Ему нечего было предложить. Одно он точно знал — ему почему-то самому хотелось отдать все это Степану.
— Пойдем вдоль речки, тут у него избушки. Все равно где-то он будет? — сказал Колька, и по его голосу ясно было, что сам он не очень верит в то, что говорит.
— Не знаю... а если он куда-то... капканы ставить отойдет? Да мало ли!
— Куда он отойдет без «Бурана». Лыжи у него и все...
— Ну да... иголку в тайге будем искать. Может, он вообще не здесь... — дядь Саша говорил все это спокойно, понятно было, что он совсем не против пойти, просто домой было поехать лучше. — Давай, наливай твоих рябчиков. Тяги-то с них никакой, ухи бы сейчас жирной... или Полькиных щец со свининкой...
Ели молча. Дядь Саша, наложив полмиски майонеза, похваливал Колькино варево, тонкие птичьи косточки брезгливо все же откидывал в сторону от костра.
— Ничего он, этот Жебровский... не жадный, — сказал вдруг.
— Ну... Мне тоже отвалил... а чего это он должен быть жадным? — не понял Колька.
— Да маленький, и лицом темный какой-то, мне всегда казалось, что если лицо темное, то жадный...
Колька даже есть перестал.
— Получается, что я жадный!
— Почему? Я не про тебя...
— Как же, маленький и лицо у меня... Ну, это я!
— Да не лицо, а... глаза... взгляд какой-то... непонятный.
— Тут не лицо, что-то у него не так... в жизни. — Колька задумался. — Все-таки у него там семья. Правильно? Чего от нее бегать? Кого искать?
— Люди по-разному живут... — философски заметил дядь Саша. — Ты, что ль, часто дома бываешь?
— Я все время дома, чего мне тут — день делов, и вот он я?
— У него другое, видишь как... — Дядь Саша задумался, — вот он достал спутниковый и поговорил с женой: как дела, то-се...
— Когда он разговаривал? — удивился Колька.
— Ну, я, например, говорю... есть же у него телефон.
— Телефон есть, а он ни разу не звонил. Какой-то он один, получается, совсем. Скучно так жить... И дети, чего детей бросать?
— Это просто у тебя маленькие еще, подрастут, они тебя сами бросят. И спрашивать не станут.
— Да я не об этом... видно же, что ему все эти наши дела — икра, менты-козлы... мы обсуждаем, а ему все равно. Прямо терпел, когда мы у него в зимовье жили.
— Ну, понятно, мужик за десять тысяч верст приехал на охоту и с нами возится.
— Все-таки люди должны поддерживать друг друга... — Колька глядел серьезно.
Холодало. Промокшие и не высохшие части одежды схватывало дубарьком. Дядь Саша залез в кузов, качнул бочки с бензином, проверяя, сколько осталось, и завел мотор. Морозный таежный воздух запах выхлопом.
— Айда, давай, вдвоем теплее! — позвал Кольку из кабины.
Утром ветерок разгулялся, вьюжило от реки, засыпало кабину снежком с деревьев, выбираться не хотелось, но и спать сидя уже устали. Колька с матерками на погоду и природу, прихватив телогрейку, соскочил с высокой подножки, хлопнул дверью и пристроился к лиственнице. Другой рукой шапку поправлял, ветром сдувало. Дядь Саша тоже, кряхтя и морщась, полез из теплой кабины.
Запалили костер, грелись, чай пили, доели остатки шулюма, поспорили малость, дядь Саша сверху к своему мешку привязал еще овчинный полушубок, и отправились вниз по Эльгыну. Уговорились идти до первого зимовья и там посмотреть — ночевал, не ночевал, как вообще дела и обстановка. Там и решать, что делать дальше.
Вдоль реки вскоре нашелся буранный путик, заблудиться было невозможно. Сквозь мелкие прозрачные облака проглядывало тихое солнце. Ветер стих и идти было тепло. Дядь Саша время от времени крутил головой и произносил: «О! Тут вот я бы проехал на своем, тут широко. Не лентяй, сосед-то мой, смотри, как тайгу простриг!» Снег валил все последние дни, и местами тонули до колена, а Кольке так и выше. Они менялись, топтали тропу и к обеду, здорово устав, уже молча буровили белую целину, перекуривали на поваленном дереве, снова надевали лямки. Подыскивали, где чайку пивнуть. В одном месте переходили небольшой, захламленный тальниками ручей, дядь Саша присел зачерпнуть водички, а Колька, цепляясь за кусты — мешок оттягивал его назад, — поднялся косогором. Ткнул рукой на мысок с видом на речку:
— Давай здесь! Хорошее место... — Он стал выпрастывать плечо из лямки и в глубине леса среди деревьев увидел избушку.