Приехать на каменный мост поутру».
В полночь настало вдруг пробужденье,
И он рассказал про свое наважденье:
«Прекрасная дева ко мне вошла,
Обличьем, как ярый воск, светла.
Волнистые кудри вошедшей неслышно
На шелк сорочки ложились пышно.
Как только померкнут сонмы звезд,
К ней поспешу я на каменный мост».
«Выкинь из головы свой сон.
Владычицей эльфов навеян он!»
«Слово дал я во сне иль въяве —
Я его нарушить не вправе».
Едва дождавшись начала дня,
Серого Бесмер седлает коня.
Выехал он из ворот, а мать
Стала плакать и руки ломать.
Конь, подкован червонным златом,
Споткнулся вдруг на мосту покатом.
Споткнулся на золотом гвозде.
Ездок очутился в бурлящей воде.
Приплыл по теченью он в эльфов приют,
И гостья ночная ждала его тут.
«Добро пожаловать, Бесмер, в мой дом!
Я сладкий мед смешала с вином.
Ты, рыцарь Бесмер, красив и строен,
Скажи мне, где ты вскормлен и вспоен?»
«В Дании вскормлен я и вспоен.
Там и наряд мой рыцарский скроен.
Туда вернусь я к своей невесте —
Жить мне и умереть с ней вместе!»
Тайком служанке велит она:
«Ты в зубровый рог налей вина!
Но два зерна волшебной ржи
Ты прежде в зубровый рог положи!»
Прислужница, молча ступив на порог,
В горницу вносит блистающий рог.
Бесмер до дна осушил этот рог
И прошлого больше припомнить не мог.
«Ты, рыцарь Бесмер, красив и строен,
Скажи мне, где ты вскормлен и вспоен?»
«В обители эльфов я вскормлен и вспоен.
В обители эльфов наряд мой скроен.
А ты — невеста моя, и впредь
С тобою жить мне и умереть!»
Воспрянула эльфов королева:
Спал у ней Бесмер под боком слева.
О нем горевали все, без изъятья:
Отец и матушка, сестры и братья.
До гроба, не находя себе места,
Плакала и убивалась невеста.
(в переводе Потаповой Веры Аркадьевны)
— О, это было… Ты заставила меня плакать! — всхлипнув, тихо воскликнула Вивиан и торопливо смахнула со щеки слезу. Пение подруги и печальная история, которые она только что услышала, затронули струны ее девичьей души.
— Это была баллада “Бесмер в стране эльфов”, - тихо ответила ей Шарлотта. — Раньше в Дании верили в эльфов и считали их очень коварными существами.
— Какая печальная судьба у этого Бесмера — вздохнул Энтони, тоже глубоко задетый этой печальной балладой.
— После такой великой трагедии мое сердце требует услышать что-нибудь более веселое! Энтони, твой черед! — потребовала Вивиан.
И, подчиняясь приказу кузины, Энтони совсем неплохо сыграл и спел балладу “Зеленые рукава”:
Твоим зеленым рукавам
Я жизнь без ропота отдам.
Я ваш, пока душа жива,
Зеленые рукава!
За что, за что, моя любовь,
За что меня сгубила ты?
Неужто не припомнишь вновь
Того, кого забыла ты?
Твоим зеленым рукавам…
Я для тебя дышал и жил,
Тебе по капле отдал кровь,
Свою я душу заложил,
Чтоб заслужить твою любовь.
Твоим зеленым рукавам…
Я наряжал тебя в атлас
От головы до ног твоих,
Купил сверкающий алмаз
Для каждой из серег твоих.
Твоим зеленым рукавам…
Купил я красные чулки,
Расшитые узорами,
Купил тебе я башмачки
Нарядные, с подборами.
Купил гранатовую брошь,
Браслета два для рук твоих.
Таких браслетов не найдешь
Ты на руках подруг твоих.
Из серебра купил ножи,
Позолотил их заново.
У самой знатной госпожи
Такого нет приданого.
Тебе прислал я слуг своих
В твоем дому прислуживать.
В зеленый шелк одел я их,
И в галуны, и в кружево,
Чтоб на руках тебя несли
Они порой ненастною,
Чтоб не коснулась ты земли
Подошвою атласною.
Весь день твой услаждают слух
И музыка и пение.
Но ты меня, мой милый друг,
Отвергла тем не менее.
Одну надежду я таю,
Что, как ты жестока ни будь,
Любовь несчастную мою
Вознаградишь когда-нибудь!
Пусть ты глуха к моим мольбам,
Мучительница милая,
Твоим зеленым рукавам
Послушен до могилы я.
Твоим зеленым рукавам
Я жизнь безропотно отдам.
Зеленые, словно весною трава,
Зеленые рукава!
(в переводе Самуила Маршака)
Затем Вивиан порадовала друзей балладой “Красавица Мэй”:
Этот вечер ясным и теплым был —
Мэй доила коров своих.
А мимо скакали дворяне гурьбой,
И было с дюжину их.
И сказал один из всадников ей:
— Не покажешь ли путь попрямей?
— А если случится беда, что тогда? —
Спросила красавица Мэй.
И стояла туманная теплая ночь,
Когда в дом вернулась она.
— Где была ты, моя дорогая дочь,
И, сдается мне, не одна?
— О родитель, напал на овечку лис;
Он из знатных господ, говорят.
Он приподнял шляпу, со мной говоря,
И настойчив был его взгляд.
И покуда шесть месяцев шли и прошли,
А потом еще три подряд,
