«Что ж тебе надобно? – спросила Юля саму себя. – Начальство много не требует, коллеги не подсиживают и не завидуют. Все интеллигентные люди, занимаются своим делом, каждый в своем углу».
Она вспомнила, как в воскресенье после экскурсии пересеклась с Чуфаровым. Он отдал ей деньги – шестнадцать тысяч, между прочим, да, целых шестнадцать тысяч рублей за неделю! А потом они немного поболтали. С Чуфаровым было общаться легко, как со старым приятелем, хотя они были знакомы всего ничего. У этого краснощекого здоровяка с моторчиком был особый дар – в одну минуту создавать ощущение, что он тебе рад и в тебе заинтересован, как в важной персоне.
– Пляши! Тебе оставили первый отзыв! – объявил Чуфаров.
– Ой! Ну и? – заволновалась Юля.
Николай молниеносно потыкал своим толстым пальцем в смартфон.
– Открываю Трипэдвайзор… Отзывы экскурсиям «Садко»… Вот: «Charming Juliette…» Видимо, это ты – Джульетта. «Джульетта рассказала нам потрясающие истории о достопримечательностях Домска. Благодаря ей этот город превратился для нас в сцену больших страстей». Круто! Плюс пятьсот в карму!
Юля сморщила нос от удовольствия. Впрочем, ничего другого она и не ожидала. Юля знала, что ведет экскурсии превосходно и ни один турист еще не зевал во время ее рассказов.
– Рано расслабляться! – воскликнул Чуфаров. – Конкуренты не дремлют. «Домский Глобус» переманивает у нас иностранцев! Знаешь чем? Великами.
– Экскурсия на велосипедах?
– Классная фишка! Полгорода можно показать за час. Жалею, что не я это придумал.
– Укради, – легко предложила Юля. – Еще Пикассо говорил, искусство – это кража.
– И украду! Ты на велосипеде катаешься?
Она молчала, и Чуфаров повторил вопрос. А Юле вдруг пришла в голову идея.
– Слушай! Про фишки: а что, если как в Венеции?.. Да езжу я, езжу на велосипеде… Мы можем как в Венеции – на катере!
– Але, Джульетта, катер уже ходит. От причала возле кремля, если ты не в курсе.
Юля махнула рукой:
– Да ну тебя! Там совсем не то. Громадный катер на пятьдесят человек. Ходит он только по Меже и без гида, одну и ту же запись на русском включают, которую десять лет назад записали… Нет, я имею в виду маленький катерок – максимум на четырех человек, как венецианская гондола. На маленьком можно было бы пойти по Волховке – а там очень живописно! Я уже знаю, про что бы рассказывала!
Николай выпятил губу, задумавшись.
– Удивлен! – сказал он. – Почему никто этого до сих пор не сделал? Мысль очевидная, как бакенбарды Пушкина. Все туристы любят лодки. Джульетта…
– Юля, – строго поправила его Юлия.
– Короче, ты назначаешься гондольером! Разучивай песни. А я организую аренду катера.
Прошло три дня с того разговора, а вчера Чуфаров позвонил ей и сказал, что нашел катер. Теперь дело было за ней – осталось придумать экскурсию. И сейчас ей хотелось заниматься именно этим, а не рассылать имейлы по поводу выставки.
– А что, если я?.. – спросила саму себя Юля.
Пришедшая ей мысль отозвалась таким воодушевлением, что Юля не дала себе времени передумать. Она вскочила из-за стола и поспешила на третий этаж, где сидел директор музея.
– Найдется минута у Леонида Евграфовича? – спросила она секретаря.
Дама с белоснежными кудрями сняла трубку телефона родом из восьмидесятых и буркнула в нее: «Соловей». Через секунду она кивнула головой в сторону обитой дерматином двери: «Вперед».
А еще через пять минут Юля покинула кабинет директора на подгибающихся ногах. Она медленно спустилась к себе и упала на стул. Она взяла телефон. Позвонить Степе? Нет, лучше она расскажет ему вечером, держа его за руку. Но ей хотелось позвонить кому-нибудь… Юля набрала Чуфарова.
– Привет. А я уволилась.
– Святые небеса! Ээ… надо поздравить?
– Тебя надо поздравить, Николай! Потому что теперь у меня будет больше времени для туристов.
– Вау! Круто-круто.
– Да, я тоже так считаю. Вообще-то я попросилась на полставки, но директор музея отказал. Ну и в результате… – Юля усмехнулась, вспомнив, как она – неожиданно для себя – сказала: «Жаль, Леонид Евграфович. Тогда я ухожу».
– Ты учти, Юль, я ничего не обещаю. Увы-увы, но в штат тебя позвать не могу, – предупредил Чуфаров. – Мы пока с экскурсиями не раскрутились. А впереди – зима, низкий сезон. Энтшульдигунг зи битте, кохания пани. Ферштейн?
– Я все понимаю.
Юле было так легко, будто она только что спрыгнула с вышки и летит к воде. Впереди – аквамариновая гладь, солнце и брызги, а под ложечкой – ощущение невесомости. Почему-то неопределенность впереди ее совсем не пугала.
– Кстати, мне еще две недели нужно будет отработать. Так что я не завтра стану вольным гидом.
– Оки-доки, панночка!
Похоже, Чуфаров вздохнул спокойно, узнав, что она на него не рассчитывает.
– И я не согласна с тем, что зима у нас – низкий сезон! – решительно сказала Юля. – Например, катер…
– Река замерзает. Прости за дурные вести.
– Катания на санях по льду! На санях по Меже и Волховке, как тебе?
– Аэросани? Русская тройка? – тут же подхватил Чуфаров. – Эх, прокачу!
Глава 18
– Спасибо тебе еще раз за поездку, Даня. Я знаю, это некоторое излишество…
– Жизнь без излишеств – это для праведников, а ты к ним не относишься! – бодро ответил Богдан. – Все отлично. В понедельник у меня будет одно поступление, во вторник переведу тебе деньги. Не переживай ни секунды. Лучше предвкушай сады Семирамиды.
Компания Соловья ужималась, как могла, каждую неделю они ломали головы, на чем еще можно сэкономить, где отрезать, от чего отказаться, кого, к сожалению, уволить… Шикарный подарок матери подтверждал для самого Богдана, что он по-прежнему преуспевает, а трудности можно не брать в расчет. И да, он мог себе это позволить – вполне, потому что послезавтра, двадцать четвертого августа, в понедельник, Пароходов должен был перечислить ему вторую половину денег за французскую винодельню.
– Что ты подаришь Ясе? – спросил он, чтоб сменить тему.
– Посмотри сам, – мать положила перед ним на стол стопку детских книг.
Саша Черный, Хармс, Бродский…
– Ого! – уважительно хмыкнул Богдан. – Ну и подборка! Я не знал, что у Бродского были детские стихи, – он раскрыл на середине книгу с голубыми пароходами на обложке и прочел: – «И хотя я горюю, что вот я не моряк, и хотя я тоскую о бескрайних морях…»
– Кстати, о книгах, – сказала мама, – я давно хочу отдать тебе одну.
Она повела его в свою комнату и вытащила с полки коричневый томик с потертым корешком.
