– Да поплачь, поплачь же ты! – попросила Тася.
Майя скривила губы: она никогда не видела большого толка в слезах (за что однажды получила ярлык бесчувственной – вот уж неправда; она всегда была уверена, что чувствует не меньше тех, кто плачет из-за каждой разбившейся чашки).
Майя продолжила свой рассказ – онкомаркеры, пункции, хирург Соколов, прогнозы и шансы, операция… Тася гладила ее по спине, словно маленькую, своей широкой ладонью, и в ее движениях была успокаивающая размеренность, было послание: ничего-ничего, все пройдет… Так успокаивают плачущих малышей – но ведь Майя не плакала! Или да? Вдруг она заметила, что вздрагивает – где-то внутри, под ложечкой началась эта дрожь и двинулась вверх, захватила грудь, и уже дрогнули плечи, и сжалось горло, дрогнул голос, и вот глазам стало горячо от слез.
Они плакали, обнявшись, и Тася, ее самая давняя подруга, утешала ее своими всхлипываниями, своими полубессмысленными причитаниями, своим теплом, пока слезам не потребовалась передышка.
– А я тебе печенье по старой памяти! – спохватилась Тася. – Тебе их разве можно? Давай суп разогрею. У меня куриная лапша есть…
Майя качнула головой. Стерев рукой слезы со щек и высморкавшись, она хрипло спросила:
– Кофе есть?
Она чувствовала себя легче. Определенно. С нежданными слезами, с заранее намеченными словами прорвалось и вытекло свинцовое озеро, лежавшее у нее под сердцем. «Правильно я приехала», – мелькнула успокоенная мысль.
У подруг Майи были разные таланты, и она давно научилась это учитывать, не требуя от единицы быть воплощением всех достоинств. С Тасей было трудно делиться радостями и успехами – она в любой удаче могла найти темную сторону. Даже когда двадцатишестилетняя Майя с гордостью, с горящими глазами, придерживая приглашение на праздник, сообщила ей об окончании мединститута, Тася сказала: «Слава богу, конец твоим мучениям! Бедная ты, бедная! Сколько ж ты трудилась, Мася! Не понимаю, как ты решилась вообще в этот институт пойти, была б медсестрой, тебе что – все равно за мужем. Ой, бедняжка, и с ребенком, и ночей не спала, исхудала вся, бледная стала… А теперь врачом – это ж ответственность какая, одна ошибка – и на тебе чужая жизнь!..» После этого разговора их дружба чудом не распалась. Но зато не было никого лучше Таси, если нужно было поделиться бедой.
У Майи зазвонил телефон – Степа.
– Алло, ба, я это. Я с тобой увидеться хотел.
– Очень хорошо. Я сейчас у подруги, заезжай за мной.
Степа обещал быть через семь минут.
– Не спеши, посиди еще, – сказала Тася. – Милая ты моя Масечка! Что ж за судьба такая паршивая…
Но Майя чувствовала: хватит. Сердце впитало свою дозу жалости, редко – если не редчайше – получаемого им вещества.
Она быстро сжала плечо Таси, встала, взяла из сумки золотистую, герленовским рельефом украшенную пудреницу.
– Пойду умоюсь.
Через минуту Майя вышла из ванной с лицом, по которому никто не сказал бы, что она плакала.
– Напасть за напастью… Что же теперь будет, Мася? – горестно спросила Тася. Потом подняла глаза на подругу и осеклась, сообразив, что в случае Майи исход очевиден и совсем не тот, о котором надо спрашивать.
– Не знаю, Тася.
Они расцеловались, обнялись на прощание – и Майя ушла. Она сказала правду: она не знала, что будет.
Снимки МРТ показали, что рак остановился. Не только новых опухолей не возникло, но исчезли два прежних скопления – рядом с почкой и в подвздошном лимфоузле. Просто исчезли. Врач был осторожен, не из тех, кто дает лишние надежды, но даже он удивленно покачал головой и сказал, что прогноз меняется. «Бывает же! Мы вас теперь, чем черт не шутит, на химию направим. Теперь мы вашему раку зададим жару, теперь мы поборемся!»
Майя не знала, что выйдет из этой борьбы. Но сейчас, повидавшись с Тасей, она знала, что готова вступить в новую полосу жизни: месяцами томивший ее груз безысходности был снят.
Глава 10
С тех пор как в понедельник, тринадцатого июля, Степа получил свою грандиозную новость, он чувствовал себя так, словно в нем проснулась невиданная сила, забурлила, как фонтан на месте прежде сухой, привычной, пустой чаши.
Наконец он сделал то, что отрубило любые возможные сомнения в себе, свои и чужие. Прежде все казалось недостаточным. Окончил институт? Ну, мало ли какие охламоны институты оканчивают… Продал первую квартиру? Повезло. Продал вторую квартиру, третью и так далее? Ха-ха, на растущем рынке работать риелтором любой сможет. Закончил онлайн-курс по программированию? А ты докажи на деле, что чему-то научился. Написал пару приложений? Так они, судя по всему, туфта, потуги дилетанта – оттого и скачали их десять с половиной человек. Любое его достижение его же собственный внутренний голос мог оспорить. Прежде. Теперь у Степы было твердокаменное, алмазное подтверждение: раз венчурные инвесторы выбрали его игрушку из тысячи других, раз эти знатоки готовы вложить в нее свои кровные денежки, значит – молоток ты, Степа! Светлая голова! Молодчина!
Значит, ты чего-то стоишь.
Мир вокруг посветлел, видимый через волшебное стекло. Голос сына стал еще звонче, профиль жены – еще прекраснее. Даже роса на утреннем газоне блестела ярче, как брильянтовая, а ржавчина на «Ладе» перестала раздражать.
Требование венчуров и Борино им возмущение застали Степу врасплох. Если б не Боря, он бы даже не подумал об этом: подписал бы, согласился на то, что дают. Потому что главное – признание – инвесторы ему уже дали. Но друг сумел Степу задеть за живое. Одно дело – предлагать стартаперам честную сделку, а другое дело – держать их за простачков, готовых прыгнуть за блесной. Нет уж, на это Степа не подпишется! А поэтому, после некоторых раздумий, он позвонил ба.
– Я тут как бы… Ну да. Я это, конкурс выиграл, – сказал Степа, отъезжая от дома бабушкиной подруги.
– Поздравляю, – отозвалась Майя. – Что за конкурс? Какие-нибудь этикетки от колы собираешь и тебе дарят миксер?
– Ээ… нет.
– Только не говори мне, что пивной конкурс! Надругательство над почками. Нет? Слава богу. А что тогда? Пельмени, чипсы?
– Ба, ну ты почему сразу про ерунду, про ерунду такую? Кроме рекламных, конкурсов не бывает? Или это ты меня туда, сразу в эти, как их, записала? – Степа начал сердиться.
– Извини, дорогой мой, неужели это по работе? Я не знала, что у вас, у риелторов, бывают конкурсы! Вы все же не скрипачи.
Ба покривила губу и смахнула соринку со своего шелкового темно-синего рукава.
– Да, не скрипачи! Но не только у скрипачей, у меня тоже голова на плечах есть. Между прочим, угу.
– Хорошо… – вздохнула ба. – Давай с начала. Рассказывай, что за конкурс.
Степа засопел и уставился строго перед собой на дорогу, хотя усиленно таращиться на нее не было необходимости: они стояли в пробке перед светофором. Перешагивая через смущение, он начал:
