– В Швеции его тоже смотрят?
– Ну, это шведский мультфильм.
– Да? Я и не знал, в Норвегии его тоже показывают на Рождество.
– Ты его смотрел? – процедила я сквозь зубы.
Оказалось, что смотрел.
Эмиль праздновал Рождество в Осле. С отцом и матерью Норы, с братом Норы и даже с новым мужем Гуро Резиновым Тарзаном – как цивилизованно. Современные семейные отношения, достойные уважения и восхищения. Результат мирного развода без оскорбительных слов и непростительных поступков.
– Почему вы не праздновали Рождество у твоих родителей?
Родителям Норы хотелось, чтобы она приехала домой на Рождество. И они поехали вместе с Эмилем. Разумное объяснение. Мне было нетрудно представить это Рождество в Осле. Красная скатерть, гиацинты, жаркое, горящий камин. Наверно, выложенный плиткой. На столике – стеклянная статуэтка тетерева. Дядюшка, учившийся в Высшей торговой школе, поднимает его и восклицает: «Ei, kvar er den lekker!»
[22]
В комнате играет легкий джаз.
Отец хлопает Эмиля по спине и предлагает аквавит. Мать с любовью выбрала рождественские подарки. Нора получает новый Macbook Air, курс вождения и шелковую пижаму. И новый абонемент в гольф-клуб Осло. Она закатывает глаза и вздыхает: «Папа! Что подарили Эмилю? Книгу? Безумно дорогой вязаный свитер? (по-норвежски он называется генсер, чудесный изысканный генсер). Эротические игрушки? Кнаусгора в кожаном переплете? Машину? Панорамное окно?»
Я могла дать Эмилю Карла Бертиля Юнссона, но не могла дать ему рождественский уют в Осле. Никакого семейного ужина, никакого тестя в расслабленном костюме. Осознание было словно пощечина. Для меня не было новостью, что я не могу предложить Эмилю семью, как у Норы, но все равно у меня перехватило дыхание. Легкие хотели сдаться, наполниться водой. Хотели затащить меня на глубину. Что может дать тот, у кого ничего нет, тому, у кого есть все?
– Тебя расстраивает, что я не могу предложить тебе семейное Рождество? – спросила я.
Эмиль кротко улыбнулся и покачал головой.
– Нисколько, – ответил он.
У него была красивая улыбка. Ровные белые зубы.
– Ты уверен?
– Я там был не ради ее семьи, а потому, что хотел быть вместе с Норой.
Пауза.
Ну разумеется. Снова легкие. Не хотели продолжать. Зачем мне кислород, если я не Нора? Я понимала, что Эмиль хочет встретить с ней Рождество, понимала, что ее семья хочет того же. Они хотели наслаждаться ее непослушными золотисто-рыжими локонами, держать ее шелковистые руки в своих. Я бы тоже хотела. Или я хотела, чтобы меня пригласили? Имело бы тогда мое дыхание хоть какую-то ценность?
Мысли о том, кто еще способен быть таким круглым, наполненным, таким сверкающим и звонким. Хрустальный тетерев за двадцать тысяч норвежских крон стоил своего веса в золоте, несмотря на то, что норвежская крона потеряла в стоимости в последние годы. Шведская крона котировалась выше.
20
Мама Людвига Берит
Образ Норы в моей голове был бы неполным, не знай я, что именно она решила уйти от Эмиля. Вежливо отказалась от того, чего я так сильно хотела. Это бросалось в глаза. Делало ее неотразимой. Возможность отказать мне представлялась завидным качеством. Областью, где моя собственная ценность была невысока. Как-то в шестнадцать лет я пошла на день рождения к хорошему другу, чья мама была писательницей и сексологом. У нее в спальне была выставлена самая большая коллекция дилдо, которую я когда-либо видела, если не вообще единственная такого рода коллекция, выставленная на всеобщее обозрение. Пока мы отмечали день рождения, мне пришла эсэмэска от бойфренда: он сообщал, что провел ночь с девушкой по имени Софи, но «ничего не произошло». Видимо, я сильно расстроилась, потому что мама-сексолог спросила, не хочу ли я поговорить. Мы закрылись в одной из комнат просторной виллы, где все стены были заставлены изданиями ее книг на разных языках. Я объяснила ситуацию и передала содержание эсэмэс, что ничего не произошло. Моя собеседница покачала головой. «Милая, что-то всегда происходит. Не стоит им доверять», – сказала психолог тоном умудренного человека. Не помню, что я ответила. Мне не понравился намек на то, что мой парень лжет мне в лицо. Я решила, что ее старомодные представления о мужчинах родом из пятидесятых – если не из каменного века. Но где-то в глубине моей души что-то отозвалось на ее слова, поскольку этот разговор произвел на меня сильное впечатление. Сейчас, много лет спустя, я думаю, что она видела то, что тогда находилось за горизонтом моего понимания: мне было семнадцать, ему было семнадцать, таких, как он, было множество, и у меня была куча времени, чтобы опробовать их всех и выбрать того, с кем мне будет комфортно. То, что для меня было делом жизни и смерти, для этой женщины было житейской трудностью. Она послала мне свою последнюю книгу с посвящением: «Юханне! Учись бросать! С наилучшими пожеланиями, мама Людвига Берит».
Одной из причин разрыва было желание Норы путешествовать. Эмиль рассказал мне это зимой в начале знакомства. Мы гуляли вдоль залива Орставикен. Золотистый закат, черные силуэты деревьев на фоне неба. Тогда нам было легко говорить о таких вещах, как хламидии, которыми Нора его заразила («Она развлекалась в Осло»), или моем бывшем, Маттиасе, который внезапно исчез, а через три недели прислал открытку из Японии. Мы болтали и смеялись над этими глупостями. Но вдруг что-то произошло, и легкость испарилась. Эмиль внезапно разозлился.
– Она сказала, что хочет путешествовать!
– Можно же путешествовать и встречаться… в теории, – сказала я.
Дыхание превращалось в пар.
– Можно, – согласился он и пожал плечами.
– И она куда-нибудь поехала?
– Нет, – сердито ответил Эмиль.
Он явно все еще злился. Мне желание Норы было понятно. Какая молодая девушка не мечтает увидеть мир? Побывать в Австралии. На Бали. Или куда там отправляется вся эта энергичная молодежь, живущая с родителями, чтобы накопить денег на дорогу. Его злость испортила мне настроение, и я сменила тему разговора.
А теперь сама же ее подняла. Куда поехать? Как она это сказала? Что он ответил? Но Эмиль пришел к выводу, что чем меньше мне известно о Норе, тем лучше, и принял благородное решение ничего мне не рассказывать. Но все-таки против воли выдавал мне крупицы информации. Я настаивала. Чем они вместе занимались?
– Обычными вещами.
– Какими?
– Чем люди обычно занимаются. Гуляли, пили кофе, читали.
Звучало скучновато.
– Она много читала?
– Насколько я помню, нет. У нее был поверхностный интерес к культуре. Помню, она читала английских классиков.
– У нее было много друзей? Вы проводили время с ними?
