Он обхватил пальцами ее запястье, и она почувствовала, как вскипает кровь. Ничего не видя, она шла за ним по длинному коридору с греческими статуями, потом вниз по широкой центральной лестнице музея к прохладным сводам вестибюля, потом на отступающий вечерний зной, к гудкам такси и золотому глазу неба над головой. Он повернулся, и она шагнула в его объятия.
Они стояли там, на верху лестницы, не произнося ни слова, и она успела почувствовать, как пахнет его кожа, а он впервые понял, какая она хрупкая, какая маленькая; их сердца бились в унисон, тела притягивались друг к другу. Их губы встретились и слились в жадном поцелуе. Город исчез.
Наконец они оторвались друг от друга.
– Пошли на паром. – Он смотрел на нее сверху вниз и улыбался.
Они спустились по ступеням Метрополитен-музея, сели в такси и поехали на другой конец Манхэттена. В окна врывался горячий ветер, и Лен протянул руку и наполовину поднял стекло рядом с ней. Этот заботливый жест был как декларация. Он будет лелеять ее. В молчании они доехали до паромной переправы на Статен-Айленд и вышли из такси. Он расплатился с водителем. Ее юбка развевалась на ветру, хлопая по коленям. Он взял ее за руку, осторожно, словно боялся разбить.
Над черными как сажа сваями причала летали голуби и чайки. Пассажиры спешили подняться на борт парома, пока не закрылись железные ворота. Все вокруг беспрестанно двигалось. Джоан казалось, что рядом с ним время остановилось, как будто в музыке пропустили такт. Она ничего о нем не знала. Но это не имело значения. С этим миром ее соединяла только его рука, сжимавшая ее пальцы, и ей этого было достаточно. Они были связаны, просто и неотвратимо – так, как бывает в сказках. Мужчина и женщина идут, взявшись за руки, и живут долго и счастливо, до самой смерти.
В темноте они поднялись на борт, сели на скамью ближе к корме, и остров Манхэттен постепенно удалялся от них. «Усталые и веселые, впервые сбежав из дому, всю ночь мы ходили взад и вперед по парому»
[27], – с улыбкой продекламировала она. Потом они долго молчали, под тарахтенье двигателя под ногами, под разговоры поздних пассажиров и парочек, вроде них, а над их головами мягкими складками висел летний вечер.
– Завтра вечером? – спросила она, когда они ждали автобус, который отвезет ее в центр города.
Он кивнул, и, когда автобус остановился перед ними и открыл двери, она сжала его руку и взбежала по ступенькам. Автобус тронулся, и ее голова и плечи проплыли над улицей, а он еще долго стоял не шевелясь.
На следующий вечер Лен купил билеты на спектакль «Десятый человек» в одном из бродвейских театров; он вышел из офиса в шесть часов и прошагал всю Пятую авеню, чтобы встретить ее.
Сегодня она выбрала светло-зеленый шелк, шелестевший при ходьбе, и на ней было жемчужное ожерелье, которое отец подарил ей на двадцать первый день рождения и которое всегда придавало ей уверенности в том, что ее любят и ценят. Когда Лен, ждавший в вестибюле здания, где располагалась редакция, увидел ее, у него перехватило дыхание. Ему захотелось снять эту нитку жемчуга, воротником обнимавшую нежную шею.
Эта была странная, многословная пьеса, все говорили со всеми, иногда через голову друг друга – так обычно делают люди, но не персонажи спектакля. Лен и Джоан сидели молча и не слышали ни слова. В середине первого акта он взял ее за руку, чувствуя биение ее пульса через хлопок перчаток. Она сидела неподвижно, смотрела прямо перед собой, слегка приоткрыв губы. Через минуту она пошевелила пальцами в перчатке, высвободила их, затем нежно обхватила его ладонь обеими руками и положила к себе на колени. Его палец прижимался к ее ноге, и от этого места по ее телу расходились волны, словно лучи света.
Она повернулась к нему в темноте и встретила его взгляд. Затем они снова стали смотреть на сцену.
Когда спектакль закончился, они, держась за руки, спустились в метро, и в переполненном вагоне Джоан стояла, тесно прижавшись к нему. Двери открылись, и они, обнявшись, поднялись по лестнице и вернулись в сверкающую огнями жаркую ночь, на ступени Метрополитена, похожего на утес из песчаника, на ярко освещенную дюну. Ее квартира была совсем рядом, за углом. Они не разговаривали. Лен отодвинул решетку крошечного лифта, она вошла в кабину, он за ней, потом задвинул решетку. Кабинка вздрогнула, и Джоан упала в его объятия.
Дверь в квартиру открылась легко, она вошла первой и потянулась к выключателю, но он остановил ее. Это была студия с одним огромным окном, из которого виднелась крыша соседнего дома, а над ней – подсвеченные колонны музея. Джоан осталась в дверях, наблюдая за тем, как Лен выглядывает в окно и рассматривает комнату. Кровать в углу. Крышка на ванне, которую она использовала в качестве полки. Одно мягкое кресло. Он повернулся, шагнул к ней, одним движением подхватил на руки и улыбнулся – улыбка переросла в неудержимый смех, который захватил и ее, и она тоже засмеялась. Все так же смеясь, он посадил ее на доску, закрывавшую ванну, раздвинул ей ноги, так что они обхватили его талию, и начал целовать, очень медленно, обхватив ладонями ее подбородок и поднимая ее лицо к своим губам. Она закрыла глаза, подчиняясь ему, и не расцепила ноги, когда он наконец понес ее к кровати в углу.
Осторожно и нежно он расстегнул ее платье, а когда она подняла руки, чтобы он стянул платье через голову, наклонился и поцеловал ее грудь. Она задрожала. Он снял брюки и трусы и повернулся к ней.
– Иди ко мне, – прошептала она, ложась на край кровати.
Он протянул руку и обвел пальцем ее сосок, который от этого прикосновения сразу затвердел.
– Посмотри на меня.
Она прикусила губу.
– Смотри. – Он лег рядом и притянул ее к себе. Она была такой легкой, такой нежной.
Она обняла его за шею и смотрела в его глаза, которые стали совсем темными, и не шевелилась. Они лежали неподвижно, глядя друг на друга.
А потом она потянулась к нему.
Позже, когда она вернулась в этот город, в эту жару и эту комнату и увидела, что он по-прежнему смотрит на нее сверху вниз, то впервые в жизни поверила, что не умрет (как считала всегда) от приступа эпилепсии, жалкая, в судорогах. Он будет рядом, будет ждать ее возвращения. Она улыбнулась ему. Он перекатился на бок, приподнялся на локте и повернул ее лицо к себе. Свет от уличного фонаря падал на стену прямо над ее головой, подсвечивая волосы и отражаясь в глазах.
– Привет, – сказал он.
– С кем это ты встречаешься, приятель? – спросил Редж через пару недель. Жара не давала уснуть, и они лежали, мокрые от пота, в своих кроватях; оконные рамы были подняты до отказа, и комнату заполнял густой шум города. Была середина июля.
– С девушкой.
– Должно быть, особенная девушка.
В темноте спальни замерцал огонек – Лен затянулся сигаретой.
– Да.
