— Не знал, что твои цветы умеют сплетничать! А от букета не откажусь.
— Есть пожелания?
Карш бросил взгляд на павильон. В глазах запестрело. Бист поморщился и закинул в рот ещё одну тянучку:
— На твой вкус. Я могу определить оазис по цвету песка, но не цветы, что порадуют женское сердце.
— Вариол, женщина радуется не цветам, а тому, кто их дарит. Однако белые силурийские лилии достойны богинь.
Критару любовно посмотрела на цветы. Ослепительно чистые, идеальные в изгибах, нежные и величественные. Аккуратно перерезав стебель, она поместила цветок в тонкую прозрачную колбу, капнула несколько капель из пузырька и обернула в обрез тонкого льна.
— Удивительно, — покачала головой цветочница, протягивая сверток Каршу. — На корню они цветут лишь день, а срезанные цепляются за жизнь несколько полнолуний. Словно сами решают, когда им умереть.
— Или как мы: начинаем ценить лишь то, что потеряли, — кивнул бист.
Воцарилась пауза. Липкая, навязчивая, бередящая давно забытое и сводящее скулы от необретенного.
— Вэлла Критару, — раздался голос за спиной Карша. — Сиятельная шлёт вам своё благословение.
Карш отступил на шаг и повернулся. В дверях павильона стояла стройная аллати-мэйру в белых одеждах с золотой отделкой. За ней застыло два каменных биста.
Девушка шагнула внутрь, лишь на мгновение бросив взгляд на Карша:
— Надеюсь все готово? — журчащим как ручей голосом, спросила она. - Мы сегодня немного позднее обычного.
— Храни вас Интару, — Критару опустила голову, выражая почтение. — Цветы для Сиятельной ждут, да осветит радость Орму ее дни.
Критару указала на приготовленные вазоны и мэйру кивнула. Каменные бисты начали выносить цветы и грузить в крытый экипаж.
Карш наскоро поблагодарил Критару. Он уже развернулся уходить, как маленькая, но сильная рука цветочницы ухватила его за локоть
— Бросай свои песчаные моря и держи вахту у северянки, а то упустишь, — тихо, чтоб слышал лишь он, сказала Критару. — Такая как она долго одна не останется.
Карш развел руки — в каждой по свертку.
— Иди уже, — махнула на него Критару, — а то цветы завянут, пока ты тут клыки скалишь.
Подумать только, белые силурийские лилии! Карш ускорил шаг, чтобы поскорее избавиться от этой прекрасной, но хрупкой ноши.
Цветы парящих островов в пустыне! Хотя чему удивляться. И пары лет не минуло, как Золоторогий Орму возвысил чужачку — из наложниц в супруги. Карш слышал о красоте заморской элвинг, слышал и о ее былых «заслугах», но видеть Илламиль Парме ему не доводилось. Хотя он и так знал — все элвинги излишне худы и взбалмошны. То ли дело рожденные в песках женщины! Или его северянка. Да такая любого биста за рога оттаскает! Даром что аллати, но всю жизнь отдала Аббарру.
Приятное тепло расползлось внутри при мысли о ней. Предательское тепло, грозящее сжечь кишки и сердце. Карш встряхнул головой, словно прогоняя наваждение. Вот уж нет. Ни одна женщина не убьет его любви к Мэй. Ни одна не нашепчет ему столько историй. Ни одна не удержит. Но как не крути, Каршу было приятно знать, что устав от пути он может вернуться в тихую гавань и рассказать о своих приключениях... Не всех, конечно, но многих.
***
День давно перевалил за половину, а город погрузился в душное марево предвечерних часов.
За размышлениями дорога и время прошли незаметно, и вот перед Каршом блеснул молоточек знакомой двери.Изогнутый в виде головы зверя с длинным языком он все время весел без дела. Ведь двери этого дома, даже скорее башни, закрывались разве что на ночь.
Карш выдохнул, зажал сверток бумаги под мышкой, пригладил пятерней волосы и взялся за ручку. Дверь поддалась и тут же на него выпал синий как сады Азура малыш. Замахав руками, бистеныш сохранил равновесие, а Карш — цветок. Сверток с бумагой шлепнулся в пыль дороги.
Караванщик нахмурился, поднял бумагу и отступил на шаг, пропуская малыша, но синий не сдвинулся с места. Более того, ребёнок сложил руки на груди, выпятил нижнюю челюсть и уставился на незнакомца, буравя взглядом.
Карш всегда терялся перед детьми. Иногда ему казалось, что это пустынные духи приняли облик карликов, ведь не могут дети смотреть таким взглядом.
— Фто там, Зулли? — следом выглянула крохотная девчушка с волосами цвета бледного янтаря, а за ней толстяк с глазками столь маленькими, будто их проткнули иголкой.
— Мосжет это взростлый? За нами? — толстяк вынул изо рта палец и засунул его в нос.
— Нет, — синий бистеныш еще раз смерил взглядом Карша и повернулся к двери. — Пошли, он не к нам.
— Не к нам? А кому? — спросила девчушка.
Дверь захлопнулась перед носом Карша. и ему опять пришлось изрядно исхитриться, чтоб подцепить ручку, потянуть и...
Вот наконец-то он вошел внутрь. Давно он не чувствовал себя так гадко. Каждый раз эти дети смотрят на него с надеждой, а потом их глаза гаснут...
— Эй, постойте, — крикнул Карш.
Синий бистеныш остановился на лестнице.
— Зулли? Верно?
— Зурри, — поправил бистеныш. — Сиола еще не все буквы освоила. Но для вас я Азуррит Тирруза Первый.
— Ясно, Зурри... Вернее Азуррит Тирруза Первый, будь добр избавь меня от ноши, — Карш поднял руки, в которых держал свертки и кивнул на прилаженный к поясу мешочек. — Я принёс вам конфет.
— Конфеты! — радостно закричали дети и, толкаясь, побежали к Каршу.
И караванщик мог поклясться, что их стало в три раза больше, чем было!
— Никаких конфет перед обедом! — голос властный и строгий заполнил каждый уголок первого этажа. — Кто тут у нас?
Синий маленький бист, вздохнув, закрыл мешочек, и вся детвора не сговариваясь эхом выпустила вздох.
— Подержи-ка, — караванщик всучил Зурри свёрток с бумагой, — брось где-нибудь.
Зурри покрутил головой и передал свёрток толстяку, тот ещё кому-то. Но Каршу было некогда следить, куда уплыл подарок Стуриона. Он старался освободить цветок от ткани.
По коридору раздались шаги, и в холл вошла аллати. На ходу вытирая руки о полотенце и поправляя толстую косу, женщина нахмурила брови, но тут же на ее лице заиграла улыбка, стоило ей увидеть Карша.
Зурри быстро всунул в свободную руку караванщика мешочек сладостей.
— Привет, Уна, — Карш пытался спрятать сдернутую с цветка тряпку, но отрез все никак не хотел зализать в карман. Да еще этот мешок со сладостями мешался.
— Ах ты бродяга! — Уна подошла к Каршу так близко, что он ощутил запах ванили и гвоздики. — Ну-ка отдай конфеты детям и обними же меня, песчаный ты пёс.
Дети захихикали, выдернули мешочек из рук биста и побежали наверх, шлепая босыми пятками по лестнице.
