– Гуляев не убийца, – севшим голосом проронила она.
– Да ну…
– С генетической экспертизой не поспоришь, – сказал криминалист и сам выпил воду.
Анна тяжело поднялась со стула. Ее буквально раздавил провал основной версии. Она взглянула на Павла и обронила:
– Ну, вот теперь опять – снова здорово.
– Конечно, дело приняло совсем другой оборот, однако надеяться на хорошее всегда лучше, чем предаваться отчаянию, – сказал Бернарделли и завершил свою тираду патетическим возгласом: – Такова уж наша работа!
– Что с Уманским? – спросила Анна, адресуясь к Платонову.
Тот снял куртку и бросил ее на стул.
– Только что побывал в областном Доме художника, опросил всех, кто там оказался. Уманского никто не знает. Руководитель Союза художников дал телефон предшественника и сказал, что тот может все прояснить.
– Звонил?
– И не раз. Его телефон вне доступа. Может, не актуальный. Но только вы, Анна Сергеевна, не расстраивайтесь. Если что, я сам его разыщу.
– Все ясно… Кажется, нам не обойтись без повторного визита к Савельевой.
– Но до этого вас ждет визит к врачу, – безапелляционно заявил Бернарделли. – Иначе вы где-нибудь упадете.
– На врачей нет времени. – Анна взяла пальто, но криминалист отобрал его.
– Ждите здесь. В моем отделе работает пенсионер-лаборант, бывший врач. Сейчас я его пришлю, – сказал Бернарделли и вышел из кабинета.
В ожидании врача Анна позвонила Корикову. Тот не ответил, и она решила, что сеанс с Колодяжной еще не закончился.
Пенсионер-лаборант, маленький сухой старичок, явился во всеоружии: в белом халате, с аппаратом для измерения давления и батареей пробирок.
– Это еще зачем? – возмутилась Анна.
– Рукавчик, деточка, закатайте… – Врач сунул в уши дужки фонендоскопа и положил перед собой часы.
Дождавшись, когда Анна выполнит требуемое, обхватил ее руку надувным манжетом и по старинке, резиновой грушей, накачал ее до нужного уровня. – А теперь помолчим…
Через минуту он сказал:
– Голубушка моя, у вас брадикардия – сердцебиение неровное, всего сорок восемь ударов, и давление ниже некуда.
– А сколько ударов надо? – спросил Платонов.
Старик ограничился ответом:
– Во всяком случае, это – мало.
Потом он взглянул на Анну и распорядился:
– Высуньте язык.
Она высунула и, глядя на врача, поняла: внешний вид языка ему не понравился.
– Рвота, понос были?
Вопрос заставил Анну покраснеть и покоситься на Павла, но она безмолвно кивнула.
– Давайте-ка мы с вами сдадим кровь и сделаем биохимический анализ.
Глядя в доброе лицо старика, Анна решила, что он был педиатром. Уж очень ласково, как с ребенком, с ней говорил.
– Уверена, это лишнее.
– Увидим результаты, сразу поймем, – миролюбиво проронил старичок, достал пузырек со спиртом и придвинул к себе пробирки.
Когда Анна ехала к Савельевой на такси, ей позвонил Кориков:
– Насчет вашей подопечной… Сеанс состоялся. Аудиозапись привезу в управление завтра.
– А если сегодня? – спросила Анна.
– Боюсь, не получится.
Она неохотно согласилась:
– Ну, хорошо. Можете передать на словах основные моменты?
– Это неэтично, – заметил Кориков. – Дождитесь завтрашнего дня – и получите сеанс без купюр.
Когда Анна подъехала, Савельева уже поджидала ее у ворот своего дома.
– Зайдем во двор?
– Лучше прогуляемся, – ответила Анна.
– В прошлый раз я все вам рассказала, – проговорила Савельева. – Зачем же теперь приехали?
– У меня появились вопросы. Впрочем, если быть точной, вопрос только один: вам знаком художник Уманский?
– Видела его с Валентиной.
– А мне почему не рассказали?
– Так вы же про заводских спрашивали, а Жорка – чужой, залетный.
– Что это значит?
– Перекати-поле. Одно слово – художник.
– Знаете, где он теперь?
– С тех пор больше не встречала.
– Какие отношения связывали Уманского с Паниной? – спросила Анна.
– Никаких! – решительно заявила Савельева. – Таких, как он, вокруг Валентины роилось много. И на заводе, и в других местах. Она его особо не выделяла. Ухаживал и ухаживал, что с него взять.
– Вы сказали, что многие мужчины интересовались Паниной. Знаете кого-нибудь, кому она отказала и тот разозлился? Можете вспомнить?
– Зачем далеко ходить? Гришка из тридцатого дома проходу ей не давал. На улице караулил, у проходной завода на машине встречал. Бывало, просит меня Валентина: выйди первой, посмотри. Ну, выйду, посмотрю, его машина стоит, я – быстро назад. А потом мы с Валей огородами, через кусты до «Сытого Гуся», да там и останемся, ждем, когда Гришка уедет.
– «Сытый Гусь» – это кафе? – уточнила Анна.
– Недалеко от проходной.
– Григорий из тридцатого дома? – Анна включила телефон, чтобы записать информацию. – Не знаете, где он сейчас?
– Там же, где и был.
– Фамилию назовете?
– Записывайте полное имя, – деловито распорядилась Савельева. – Григорий Кузьмич Усков.
Не справившись с собой, Анна уронила телефон. Подняв его, спросила серьезным тоном:
– Про Ускова почему раньше не рассказали?
– Так он же сам полицейский.
– Это ничего не меняет, – сказала Анна.
Однако Савельева ничуть не смутилась.
– Теперь же рассказала? Вы все знаете, а мне за внучкой в садик пора.
– Подождите. – Анна сделала предупреждающий знак рукой, чтобы ответить на входящий звонок. – Слушаю.
– Это Бернарделли, нам нужно срочно поговорить.
Она взглянула на часы, кивком попрощалась с Савельевой и сказала в трубку:
– Конец рабочего дня. До завтра не подождет?
Бернарделли с нажимом повторил:
– Говорю же: срочно. Если хотите, могу подъехать к вам.
– Ну, хорошо, приезжайте. Встретимся в вестибюле гостиницы «Чернигов».
Через полчаса Анна вошла в гостиницу и поискала глазами криминалиста. Он ждал ее в лобби. Заметив, поднялся с кресла и помахал рукой:
– Я здесь!
Она подошла и села в кресло напротив.
– В чем дело?
