– В субботу выпивали, смотрели видео. Потом катались на катере по Уруту. А под утро в воскресенье поехали гоняться на машинах.
– Где гонялись?
– Сначала по поселку. Потом кто-то предложил поехать на трассу, и мы рванули туда.
– На каких автомобилях? Укажите марки транспортных средств и их владельцев.
– Хаустов ехал на отцовском «Гранд Чероки» белого цвета. С ним были Басов и Геля. Демин и я – на «Ниссан Патроле».
– Цвет?
– Переливчатый металлик. Машинка была старая, но смотрелась хорошо. Валерка ею гордился.
– Мы остановились на том, что вы решили погонять по трассе, – напомнила Анна.
– С этого все и началось… – тихо проговорил Большаков.
– Все – это что?! – рявкнул полковник.
– На трассе мы встретили этого «жигуленка».
Стерхова приказала:
– Подробнее.
– Светало. Хаустов, как всегда, выпендривался, ехал по встречке. Скорость – сто сорок или даже больше. Видим, впереди пилит «девятка». И нет чтобы съехать на обочину и уступить нам дорогу, принципиально едет в своем ряду со скоростью семьдесят километров. – Большаков с досады махнул рукой. – Короче, сам, дурак, виноват, если бы уступил дорогу, остался бы жив.
– Юрий Алексеевич! – вскрикнула Стерхова, бросившись на перехват, однако не успела. Савельев врезал Большакову по голове и схватил за горло. – Да что же вы, в самом деле! – Она с трудом оттеснила полковника.
– Он – брат мой! Брат! Понимаешь?! Мой брат!
Сначала возмутившись, Большаков притих и опустил глаза.
Савельев приказал:
– Говори, ублюдок! И не дай тебе бог соврать…
Стерхова уселась за стол и приготовилась писать.
– Водитель «девятки» не уступил вам дорогу. Что было дальше?
– Хаустов позвонил Демину по сотовому и сказал: «Проучим его». – Большаков покосился на полковника и зачастил: – Но я отговаривал! Гляди, говорю, там же баба сидит. Визгу не оберешься.
– И что ответил вам Демин? – спросила Анна.
– Сказал, что Хаутстова не удержать. Да он и сам завелся, когда Женька обогнал «девятку» и стал останавливать. Демин своим «Ниссаном» зажимал ее слева, но водитель прибавил скорости и чудом вывернулся. Что было дальше – почти не помню. Короче, он удирал, мы обгоняли. Он уворачивался, мы – снова за ним. И вот, перед съездом на гравийку, прижали мы его окончательно. Думали – вот он, у нас в руках. Но нет…
– Формулируйте яснее.
– Водитель «девятки» съехал на поле и выехал на гравийку.
– Как поступили Демин и Хаустов? – Стерхова приготовилась писать, но вдруг заметила, что полковник Савельев, стоявший за спиной Большакова, подал ей знак. Она вопросительно подняла брови, и он сказал:
– Выйдем. Надо поговорить.
Стерхова кивнула конвоиру, чтобы присматривал, и вышла вслед за Савельевым в коридор.
– Что такое?
– Ты назвала фамилию Демин. У начальника следственного отдела в Урутине такая же. Они однофамильцы?
– Если бы… – проронила Анна.
– Неужели он самый?
– Скорей всего – да.
– Это все усложняет, – сказал Савельев.
– А я о чем говорю?
– Есть улики?
– Пока только косвенные.
– Стерхова! Найди доказательства!
– А мы с вами чем сейчас занимаемся? – устало поинтересовалась она.
– Понял и осознал, – согласился полковник.
– Драться не будете?
– Больше – нет.
Вернувшись в комнату, Стерхова уселась за стол и продолжила:
– «Девятка» съехала на гравийку. Какими действиями на это отреагировали Демин и Хаустов?
– Поехали за ней и пару раз обогнали, потом просто ехали сзади и гнали вперед.
– Почему прекратили обгон?
– Хаустов поймал камень, побил лобовое стекло. Позвонил и сказал, что батя его убьет. Валерка тоже берег машину.
– Рассказывайте, что было дальше.
– «Девятка» не вписалась в поворот и врезалась в дерево. Мы тоже остановились, побросали машины и – к ней. Подбегаем и видим такую картину: у бабы, которая сидит на пассажирском сиденье, из горла фонтаном хлещет кровь, мужик бубнит: «Юля, Юля не умирай» и жмет ей на шею. А что там жать? Рана – от уха до уха, и вся она в стеклянных осколках.
– Пытались ему помочь?
– Да где там! Говорю: рана у нее была от уха до уха. Короче, минуты через две она умерла, и этот психованный стал шмалять.
– Фамилия погибшего Савельев, – сказала Анна. – Так его называйте.
– Савельев достал из бардачка пистолет и стал стрелять через открытую дверь.
– Кто ее открыл?
– Он сам.
Стерхова записала в протокол несколько строк и подняла глаза на Большакова:
– Сколько выстрелов сделал Савельев?
– Два. Первым стоял Басов, обе пули угодили ему в живот. Ну мы, значит, врассыпную. Савельев выскочил из машины и произвел еще несколько выстрелов, на этот раз подстрелил меня.
– Брат хорошо стрелял. Стрельбы не пропускал. Как будто знал – пригодится… – с горечью в голосе проговорил полковник.
– Продолжайте, – кивнула Анна.
– Но тут Хаустов подбежал к нему со спины и шарахнул камнем по башке. Савельев сразу отрубился.
– Как все на это отреагировали?
– А кто все? Я – ранен, вою от боли. Басов валяется на земле, рядом с ним голосит Гелька.
– Значит, дальнейшую судьбу Савельева решали Демин и Хаустов?
– Они, – сказал Большаков.
– Слышали их разговор?
– Говорили о том, что у них на руках два трупа и двое раненых. Потом решали, что с нами делать.
– Никто из них не предлагал обратиться в милицию, а раненых увезти в больницу?
– Этого не было.
– Почему?
– Демин сказал, что не хочет сесть за решетку по сто пятой статье. Он же юрист.
– И что в результате решили? – спросила Анна.
– Трупы похоронить, а машину сбросить с моста. Потом разбираться со мной и Басовым.
– Не боялись, что вас прикончат? – жестко спросил полковник.
– Была такая мысль, – нахмурившись, кивнул Большаков, – но тут Савельев замычал и стал приходить в себя. Он оказался жив. Демин принес из машины бутылку водки, и они с Хаустовым залили ему в горло все, что было в бутылке.
– Объяснили зачем?
– Думаю, они тогда уже все и решили.
