Итак, американский патриотизм двадцатилетнего Джареда в 80-е годы ХХ века носил форму дерзкой борьбы за социализм и ненависти к эксплуататорской Америке. Но семейное воспитание не вытравишь: он хранил пиетет к королевской фамилии и преклонялся перед решающей ролью Англии в уничтожении фашизма. К этому возрасту он не был согласен с германофильством великого прадеда, пусть и двоюродного. Он гордился родством и чтил его память — но понимал, что победа СССР и возникновение Мирового Лагеря Социализма — прекрасная, необходимая и справедливая вещь. Жертвы войны — ужасны. Но победа социализма — благотворна и неизбежна. Тогда Джаред учился в Нью-Йоркском университете, и книжный магазин на Бродвее в Нижнем Манхэттене, почти напротив их факультета, выставлял на витрине прямо перед входом Маркса, Троцкого, Мао и Маркузе.
Темой магистерской диссертации он избрал «Англо-Американский империализм как идеология Холодной Войны». Фултонская речь Черчилля. Колониальная политика. Общество потребления. Милитаризм и обогащение корпораций. Против народной экономики и справедливого распределения благ в странах, нацеленных на гармоничное развитие личности каждого и ликвидацию эксплуатации человека человеком.
Потом он стрелял в полицейского, потом отсидел в тюрьме четыре года, потом вышел и женился, потом писал статьи, преподавал в Беркли, растил детей, боролся за внедрение прогрессивных взглядов и ценностей, потом черные подростки, играя в «белого медведя», сломали ему челюсть и устроили сотрясение мозга; потом все пошло вразнос, «позитивная дискриминация», черные и латиносы могут быть тупыми, но не могут быть неуспевающими, потом легализовали открытое воровство в магазинах на сумму до 950 долларов, потом загадили весь штат; потом произошла Катастрофа.
Жена Джареда однажды ушла за чем-нибудь съестным и не вернулась, дочь работала в легислатуре Орегона, сын, похоже, ушел в партизаны и от него не было вестей.
В конце концов Джаред перебрался — это было непростое и небезопасное путешествие — на Аляску. Нашел там заброшенную хижину. На запасной свитер выменял футов тридцать лески и пяток рыболовных крючков. Ржавый топор нашел на брошенном складе среди гирь, наточил о камни, ножом вырезал какое-никакое топорище. Несколько старожилов научили его ставить силки на мелкую дичь и птиц, а рыбу ловить он умел в детстве. Наш профессор стал вести натуральное хозяйство.
И вот здесь, джентльмены, о, какой здесь произошел роман! Это сага, это эпос, это символизм такого масштаба, что Герман Мелвилл сам прыгнул бы в пасть Моби Дику быстрее Ионы и разразился рыданиями горше Иова. Ибо нашему англофилу и прогрессивисту в одном лице, нашему Джареду Симпсону, так сильно побитому жизнью, но, значит, мало она его била, а лучше бы убила до смерти еще в детстве, как не раз взывал и клялся он в Темные Годы, нашему интеллектуалу и родственнику незадачливого короля пришла в голову блестящая мысль повторить опыт отцов-пилигримов.
Вы чуете? Их там было человек сорок в том поселке. Из них восемь семейных мужчин, восемь замужних женщин соответственно, три старика и одна старуха, две девушки, несколько подростков и пятеро детей. И несколько холостяков. То есть полноценных работоспособных мужчин человек двадцать. И наш Джаред Симпсон, удачно поймав хорошего лосося и сытно пообедав, поправив на камне нож и побрившись, надев чистые высушенные рубашку и куртку (они замачивались в моче, и потом терлись золой и выполаскивались в проточной воде, древний способ, который восстановили в отсутствии моющих средств) — наш Джаред Симпсон собрал народ на ровной площадке между домами. Он ведь был профессор. Имел опыт бунтаря и заключенного. И он был родственник короля, черт возьми! И он произнес речь.
Вы все этих речей еще в мирные годы от CNN наслушались, а умные в «Нью-Йорк Таймс» начитались. Джаред говорил о том, что работать вместе, артельно, бригадой, коммуной — гораздо лучше, чем поодиночке. Это повышает производительность труда. И можно не только ловить рыбу, а у кого есть ружье и патроны — охотиться на оленей. Но и сеять хлеб. И каждый будет заниматься своим делом, кто что лучше умеет. И все объединят свои труды. И продуктов будет гораздо больше. На всех хватит. И общее собрание будет все делить — поровну и по справедливости.
Это был берег Среднего Шандалара, и выпускников университета в поселке не оказалось. Народ был простой. Половина из старожилов, половина — новые приблудные, вроде Симпсона. Складная и обольщающая речь их впечатлила. Симпсон достал заранее заготовленную бумагу, конституцию их маленькой коммуны, и все ее подписали, кроме детей до шестнадцати лет.
Необходимо упомянуть о двух мелких обстоятельствах, которые оказались крупными. Во-первых, Симпсона, само собой, избрали старостой. Во-вторых, в коммуне оказались: один коренной американец, которого все так и звали: Индеец; он охотно откликался. Два молодых чернокожих. И три латиноса: муж с женой и их семнадцатилетний сын. Плюс кореец Пак. Джаред приветствовал как первое обстоятельство, так и второе: он радовался и уверял, что разнообразие и мультикультурность — именно то, чего им не хватало для успешной жизни, это сделает их сильнее.
Далее — читайте историю Плимут-Рока с поправкой на мультикультурность. Джареду хватило ума назвать их маленькую коммуну Джеймстауном. А лучше бы он назвал ее Пиздец. Чему их там учили в их школе и этом долбаном университете — невозможно себе представить.
Двух негров на запретную букву «н» звали Л. Б. Джонс и Рейвон. Л.Б. означало Лорд Байрон, его полное имя. Они были славные парни, и имели только один недостаток: как только никто не видел, они прекращали делать что бы то ни было. Они хотели быть охотниками, только пусть им дадут ружье. Коллектив умнел на глазах и сообразил, что с охоты они ничего не принесут, зато оправдание железное: ну не попалась дичь.
Охотником решили было сделать Индейца как человека, понимающего лес, но спохватились, что природный индеец с ружьем, скрывшийся в лесу — это еще не гарантия мясного обеда коммуне: ему и так хорошо будет, а ну как приведет других индейцев пограбить бледнолицых?
Латиноса звали Рикардо, и никому не нравилось, что он ходил с ножом в кармане, хотя вел себя мирно. Вот только черных он переносил плохо и работать вместе с ними отказывался. Рикардо в юности сбежал из Венесуэлы, но что-то от старой закваски в нем осталось: он ходил искать грибы, большую часть сушил на зиму, но и свежие, и сушеные употреблял на магическое варево, от которого стекленели глаза, а изо рта вылетали любовные стоны вперемежку с боевыми криками. Излишне говорить, что Рейвон и Л. Б. Джонс были его постоянными клиентами: расизм расизмом, а бизнес бизнесом. Общее собрание постановило грибы отобрать и уничтожить, и после реквизиции и сжигания в костре у экзекуторов выпучились глаза и потекла слюна. Рикардо сказали, что если еще раз увидят его грибы — убьют, после чего грибов никто больше никогда не видел. Но гнусные проявления этого дикарского наркотика иногда наблюдались даже у тихого трудолюбивого Пака.
Вам уже все понятно. С огромными трудами наши коммунары добыли и принесли на себе мешок картошки и три мешка пшеницы. Посевную провели в праздничном настроении. Посаженная картошка сгнила, посеянная пшеница не взошла. Не то почву выбрали неподходящую, не то зарыли глубоко. А ведь все были уверены, что дело пойдет! — потому что каждый полагал, что другие-то позаботятся обо всем лучше.
