Бояна всхлипнула, но тут же зло скривилась и отерла рукавом глаза. Подняла взгляд на Храбра и вдруг застыла.
– Знаешь, – девушка внимательно смотрела на оборотня, не торопясь убирать руку из его ладони, хотя он уже ослабил свою медвежью хватку. – Я, похоже, должна Итриде еще сильнее, чем думала.
Бродяжница подалась вперед, и ее лицо оказалось так близко, что Храбр, пожалуй, мог бы сосчитать все ее веснушки. Ее дыхание пахло выпитым на празднике вином и кровью – Бояна все же прокусила губу, пока уничтожала обстановку домика. От этого запаха голова Храбра закружилась, а низ живота налился тяжестью. Он несмело провел ладонью по ее волосам – они оказались мягкими и легкими, как пух. Бояна поймала его руку, прижалась к ней щекой и потерлась как кошка, чуть прикрыв глаза.
– Бояна, – голос Храбра внезапно охрип, – если б у тебя дочка народилась, как бы ты ее назвала?
– Что? – Бояна удивленно распахнула глаза, в которых растворялась дымка неги. Подумала и улыбнулась:
– Пожалуй, Беляной. Мне всегда нравилось это имя. Только где я, а где дети…
Храбр не дал ей договорить – положил ладонь на затылок и притянул девушку к себе, накрыв губами ее теплый мягкий рот. Губы Бояны, помедлив, открылись навстречу, и Храбр поцеловал ее так, как давно мечтал – так, словно она была его до последней капли крови.
На вкус их поцелуй был соленым.
Глава 26. Сердце-скала
Итрида задрала голову, разглядывая высокие ворота, изукрашенные рунами огня. Они были тяжелы даже на вид, да к тому же врезаны прямо в скалу. Дваэлис не солгал – стражи у входа в обитель Огнь-Камня не было. Огневица протянула руку и несмело провела кончиками пальцев по пляшущим значкам. Нащупала углубление замочной скважины и прикусила губу, не понимая, жалеет ли она, что у нее нет ключа, или рада этому.
Впервые за ее спиной никто не стоял. Ни Бояна с ее успокаивающими прикосновениями, ни Храбр с его разумностью и надежностью, ни даже Даромир с его восхищением ею, ничем не подкрепленным, но так и не погасшим со временем. И Мария тоже не было.
Быть может, стоило все же рассказать дейвасу, куда она собралась? Он бы помог…
Но помог ли? Или послушался бы старейшину и не стал рисковать дружбой с рудознатцами, а вместо помощи водил бы ее кругами по нутру скалы, пока она не перестала бы чувствовать ноги и не взмолилась вывести ее обратно, к свету костров и запаху горянки и жареного мяса? И что если сам Дваэлис тоже обманул ее? Кому, как не старому орлу, лучше других знать свое гнездо? Быть может, впереди ее ждет верная смерть?
В груди начал разбухать горячий злой комок, заставляя нутро скручиваться в узел. Мир подернулся изломами черных ветвей навьего леса, и среди них зашевелилась тень, роняющая искры при каждом шаге. Итрида глубоко вздохнула, пытаясь унять разливающийся по телу жар. Она сжала кулаки и стиснула зубы, заставляя себя дышать все медленнее, пока из-за редких вдохов не закружилась голова. Нельзя. Если она не удержит свое пламя в узде, старейшине Дваэлису не останется ничего иного, как запретить ей даже приближаться к Огнь-Камню.
Навь побледнела, исчезая, но огненная волчица помчалась вперед длинными прыжками, вынося задние лапы вперед. Будто ее поманила долгожданная свобода.
«Не сейчас», – приказала Итрида, и хищница споткнулась на полушаге, упала, но тут же вскочила, щеря острые клыки. Из ее пасти вырвалось глухое рычание, но все же волчица поддалась и стала исчезать вместе с местом, ставшим ее домом и тюрьмой. Итрида до сих пор не понимала, что это за лес: прорастает ли в нее Навь или она всего лишь придумала себе образ, помогающий хоть как-то ужиться с силой, которой она не желала.
Одной рукой Итрида стиснула амулет в виде волчьей головы, другую же прижала ладонью к красным воротам. Затухающие отблески высветили затейливую вязь узора, наполнив ее золотом и янтарем. Итрида вздохнула и чуть наклонилась вперед, порываясь упереться в дверь лбом и надеясь, что прохлада освежит ее пылающее лицо. Но неожиданно одна из створок чуть приоткрылась, не больше чем на полвершка. Потянуло запахом пыли и вонью летучих мышей. Еще не веря своей удаче, бродяжница быстро огляделась: нигде не было ни огонька, ни движения, только кострища подкрашивали ночь алым на севере поселения. Решившись, Итрида толкнула дверь, и та мягко поддалась, впуская незваную гостью в святая святых Орлиного Гнезда.
Ворота за спиной глухо стукнули, отрезая Итриде путь к позорному бегству. Она растерялась, оказавшись в кромешной темноте; ее собственное свечение полностью угасло. Итрида замерла и не шевелилась, ожидая, пока привыкнут глаза, но всего мгновение спустя под ее ногами зажегся огонек. Затем – еще один, и еще. Они словно складывались в тропу. Итрида присела на корточки и тронула плоские камни, вмурованные в пол. Они были холодными и не думали нагреваться. В отличие от камней в купальне, здешние светились красным.
Огненная волчица царапнула Итриду, и девушка невольно охнула, потирая живот. Зверь заскулил и еще раз прошелся когтями по той части Огневицы, которая была открыта для Нави. Вот только боль от касаний была настоящей, обжигающей живое тело.
– Хватит, – негромко бросила Итрида вслух. – Перестань меня ранить. Ты застрянешь в Нави, если я сгибну раньше срока.
Волчица заворчала, но повиновалась и легла, положив голову на лапы и поставив уши торчком. Итрида задрала синее платье рудознатцев. На ее животе медленно набухали кровавой росой три длинные царапины. Под взглядом Огневицы кровь сворачивалась и темнела, осыпаясь коричневой пылью, а по ранам словно вели углем, прижигая края.
Собственная сила ранила ее и тут же исцеляла. Полное сумасбродство.
Итрида опустила платье, стараясь не касаться царапин. Вдохнула и выдохнула несколько раз сухой теплый воздух. И пошла следом за огоньками на полу, загорающимися при ее приближении.
Чем дальше, тем сильнее дорога забирала вниз, уводя бродяжницу к сердцу скалы, к которой прилепилось Орлиное Гнездо. Воздух давно уже стал душным и плотным, и Итрида дышала то носом, то ртом, пытаясь вдохнуть его как можно больше. Но голова все равно кружилась, а в глазах то и дело темнело.
Царапины, оставленные волчицей, слабо зудели. Под кожей словно бегали муравьи, но когда Итрида привычно провела ногтями по запястью, то вместо облегчения почувствовала, как жар становится сильнее. Прикосновения оставляли следы – тусклые, красно-рыжие, но явно различимые. Огонь подобрался так близко, что рвался из Итриды, стремясь отыскать любую мало-мальски подходящую дверь.
То и дело темнота перед глазами сплеталась в ветви. В такие мгновения Итриде казалось, словно ее дух отлетает от тела, и она смотрит на себя со стороны. Взгляд духа был равнодушен и холоден; он не понимал, что общего у него с этой нескладной жилистой девицей, огромными черными глазами всматривающейся в темноту? Обрезанные волосы смотрелись жалко; шея, не защищенная тяжелой косой, оказалась неожиданно тонкой и хрупкой – одним пальцем переломить можно. Дух обернулся, когда его спины коснулось горячее дыхание. Волчица, толкнувшая Итриду носом, оскалилась, прижав уши:
