– И вот она в воду-то меня манит, а сама бледная, ну ровно утопленница! – голос Плесуна был хрипловатым. Рассказывая, старик оглаживал бороду и то и дело замолкал, то ли обдумывая, что сказать дальше, то ли проверяя, не ослабло ли внимание слушателей.
– А ты што же? – поддержал беседу Храбр.
– Я и говорю: выдь лучше на солнышко, чай, согреешься. Эвон синяя какая: замерзла, небось? А она возьми да вылези.
– И что дальше было? – заинтересовалась Итрида и приподнялась на локте, выглянув из телеги. Старичок пугливо обернулся, крякнул, но закончил:
– Телеса-то у нее славные были, скажу я вам, даром что утопшая. И сверху вдоволь, и снизу есть за что подержаться. А жарко было – страсть! Ну и я подумал: чего бы не освежиться-то? Чай, не сожрет, русалка все же, не мавка.
– Освежились? – хихикнула Бояна.
– Ишшо как! Я потом кажный вечер до самого листопада к ей на озеро ходил. Жаль, весной кликал-кликал, а Березина так и не вышла. Видать, в другое озеро с вешними паводками уплыла, – и старичок шмыгнул носом, то и дело повторяя: «Эх, Березина-Березушка…»
– Или же она с кем-то оказалась не так обходительна, и люди вызвали дейвасов, – от тихого шепота по спине Огневицы прокатилась жаркая волна, и она вздрогнула. Марий, легко запрыгнувший в телегу прямо на ходу, уселся на ее край, спиной к бродяжницам. Итрида с сочувствием посмотрела на Плесуна, но тот не услышал слов огненосца, погруженный в сладкие воспоминания о тесном знакомстве с русалкой.
– Вот надо вам все время людям жизнь портить, пан дейвас? – прошипела Итрида, садясь в телеге и кладя локти на колени. Бояна наблюдала за ними обоими, продолжая пожевывать травинку, но говорить не спешила. Ее изучающий взгляд скользил то по подруге, то по дейвасу, и Итрида неожиданно для себя разозлилась из-за этого еще сильнее.
– Я всего лишь сказал правду, – Болотник дернул плечом, словно отметая слова Итриды. – Люди, конечно, могут миловаться с кем захотят, но если живник или тем паче навья тварь решит навредить человеку, рано или поздно ее найдут и накажут. Обычно русалки неохотно покидают облюбованные водоемы. Но, возможно, она и впрямь просто уплыла, – неожиданно закончил он, и Итрида чуть не поперхнулась от внезапной уступки.
Бояна высоко подняла брови.
Путники помолчали, раскачиваясь в такт движения телеги. Дорога медленно, но неуклонно забирала вверх. Передок телеги приподнялся, и лежать было уже не так удобно. Бояна уселась, положив локти на край, и принялась наблюдать за Храбром. Тот как раз откинул голову, рассмеявшись очередной байке Плесуна: по широкой спине воленца заплясали многочисленные косички и свободные светлые пряди, которые радостно трепал ветер. Жилы, выступающие на шее и руках Храбра, казались выточенными из камня. Словно почувствовав взгляд подруги, оборотень глянул на нее через плечо и улыбнулся – открыто и спокойно, как умел только он. Настал черед Итриды с интересом посматривать то на подругу, то на оборотня. Щеки Бояны вспыхнули сочным румянцем, и девушка скользнула обратно на сено.
Итрида подвинулась к ней.
– И как давно он тебе нравится?
Бояна испуганно глянула на Итриду, а та расплылась в ехидной ухмылке, но продолжить расспросы не успела – вмешался Болотник.
– Избавьте меня от своих женских сплетен.
– Если вам не по нраву наши разговоры, можете пойти пешком, – рука Итриды сама собой скользнула к кинжалу. Нож был новый, добротный, но продолжением руки стать еще не успел. Железо нагрелось от тепла тела Итриды, и искать привычную успокоительную прохладу было глупо, но она все равно оглаживала смертоносные плавные линии, как привыкла. Самоуверенность Болотника злила ее. Дейвас поднял голову к небу. Похоже было, что он просто не счел нужным отвечать, и огненосица намертво стиснула кинжал, радуясь боли и тому, что держит оружие за рукоять, а не за лезвие.
Яростно стрекотали сверчки. Скрипели колеса, потрескивал голос Плесуна, вспомнившего новую историю, мало чем отличающуюся от предыдущих. Теплый ласковый порыв ветра отбросил пряди с лица Мария, растрепал ворот рубахи и игриво отогнул ее края, приоткрывая полоску белой кожи. Мужчина поднял лицо к ветру, позволив ему обласкать себя. Итрида закусила губу, глядя на его четкий профиль.
Ухо обожгло легкое как перышко прикосновение и шепот Бояны:
– И давно ли он тебе нравится?
– Пан дейвас больше всех нравится самому себе, – так же шепотом отозвалась Итрида, не отводя глаз от огненосца. Ухмылка его стала самую малость шире. Итрида была уверена, что Марий прекрасно слышит, о чем перешептываются бродяжницы. Впрочем, также Итрида была уверена, что он забудет услышанное пару минут спустя. Уж конечно, спасителю лаум, сильнейшему огненному колдуну Беловодья и близкому другу князя Светогора нет дела до болтовни двух деревенских девчонок.
Вот только от понимания этого по душе Итриды словно кошка провела когтистой лапкой. А потом еще, и еще…
– Мы подъезжаем к границе, – прервал неуместные размышления Итриды голос Болотника. Спрыгнув с телеги, он присоединился к Храбру и зашагал рядом с оборотнем. Лошадь дейваса не дичилась, так же, как и Храбра. То ли Незабудка была на редкость спокойной животиной, то ли возить колдунов ей было не впервой. Обычно кони чурались дейвасов, нутром чуя их огненную суть. Черная кобыла Мария, которую Итрида видела у коновязи в Каменке, была не в счет: он сам признался, что поймал свою Стрыгу в Серой Чаще, а значит, она не совсем зверь.
– Какие они, рудознатцы? – спросил дейваса Храбр, и Итрида была благодарна ему за любопытство. Она боялась, что если откроет рот, то мучительно покраснеет и разозлится на себя за эту нерешительность, которая больше пристала нежной юной девушке, выросшей подле материнской юбки. А заодно разозлится и на дейваса за то, что будит в ней стеснительность, такую ненужную и неуместную.
– Таинственные, – Марий слегка улыбнулся. Теперь ветер бросал пряди ему на глаза, и мужчина то и дело нетерпеливо откидывал их назад. От борьбы человека и духов волосы дейваса потихоньку начали напоминать воронье гнездо. – Свободные. Гордые. Упрямые, как скалы. Уж если упрутся на своем, то их не сдвинуть. И с бесконечной любовью к камню.
– Что там любить. Ни красоты, ни простора. Равнодушные молчаливые куски грязи, которым нет дела кто по ним ползает: муравьи или людишки, – фыркнул Даромир. Итрида недовольно цыкнула на шехха. Ей было интересно узнать больше о народах, живущих в Беловодье. А Дар словно нарочно пытался вывести дейваса из себя и заставить замолчать. Но Марий в ответ лишь загадочно усмехнулся.
– Попробуй повторить мне то же самое, когда мы окажемся в их землях.
– Почему про них никто ничего не знает? – продолжал допытываться Храбр.
– Рудознатцы предпочли отстраниться от мира, чтобы научиться лучше чувствовать жилы и месторождения руд и камней. Когда-то их умения пытались использовать ради наживы, и им это не пришлось по нраву. Они обрушили все тоннели и завалили все дороги, кроме одной – той, по которой мы едем. Самовилы в счет очередной уплаты за осколки Огнь-Камня создали амулеты, которые прячут селения под пологом невидимости, если хозяева не желают гостей. Но они не затворники. Если кто-то из их народа предпочитает жить в ином месте, то он просто уходит, оставляя за собой право в любой момент вернуться. Многие из тех, о ком вы наверняка слышали, на самом деле из рудознатцев. Собственно, все великие ювелиры и кузнецы когда-то спустились с гор.
