Храбр меж тем выудил из кошеля серебряную монету и щелчком отправил ее прямиком в кружку, которую корчмарь так и не выпустил из рук. Монетка ударилась о край, пробежала кругом и упала внутрь, звонко брякнув при встрече с глиняным дном. Корчмарь наблюдал за ее танцем как завороженный – а может, не хотел смотреть на Храбра, понимая свою ошибку.
– Ложницу на четверых. Четыре миски каши, краюху хлеба и четыре пшеничных.
– Кончилось пшеничное. Есть сидр и сбитень, – буркнул корчмарь.
– Значится, сбитень, – не стал спорить Храбр и отошел от стойки.
Итрида усмехнулась, когда вслед за Храбром кинулся мигом проснувшийся мальчонка-разносчик. Бояна неодобрительно покачала головой, но промолчала: после схватки с птицелюдами запала, чтобы проучить хама, у нее не осталось. И без того чуть не все ее тело саднило и тянуло от ударов и мелких ран.
– Что ты ему сказал? – полюбопытствовал Даромир у вернувшегося Храбра. Тот пожал плечами и сел на лавку возле Бояны, слегка коснувшись ее плечом.
– Покушать спросил и узнал, откуда парень родом.
– Он от этого сбледнул почище ядреной поганки?
– Просто ему надо чаще бывать на воздухе, тогда снова зарумянится. Он же к просторам привычен, а все в хате сидит. А вот и наша каша!
– Пойду прогуляюсь, – Итрида не выдержала и встала из-за стола, снова прилаживая на пояс перевязь с кинжалами, которую уже успела положить рядом с собой. Даромир, протянувший руки к сбитню, подхватился и тоже начал подниматься. Итрида остановила его жестом, и шехх недовольно скривился.
– Одну я тебя не пущу. Подожди: подкрепимся и все вместе пойдем.
– Он прав, Итка, – поддержала шехха Бояна. – Нам всем нужно перевести дух хотя бы несколько часов. Куда тебя опять понесло?
– Узнаю, нет ли здесь ворона.
– И кому ты собралась писать?
– Я – никому. Но если найдется кто-то, желающий послать весточку о нас, сделаю так, чтобы ему это не удалось.
– Ты так уверена, что птицелюды найдут нас и здесь?
– Уверена. И справлюсь сама. Ешьте, а то смотреть на вас тошно, цепляетесь друг за друга, ровно привязанные: один пошатнется, и все разом рухнут. Бравая шайка голодных оборванцев, даром что деньги водятся.
Конечно, Итрида слегка преувеличила. Но пока друзья подбирали достойный ответ, Огневица уже вышла вон.
На улице медленно стыла ночь, приближаясь к той незримой черте, перевалив через которую, темнота начнет таять, как масло в каше. Лес за околицей плавно раскачивал ветвями, превратившись в единое многорукое существо с тысячей глаз и ушей. Итрида отвернулась от шепчущихся стволов, прикрепила кинжалы на пояс и побрела прочь от корчмы, сунув руки в карманы.
Им незачем было знать. А со своим прошлым она справится сама – уж в этом бродяжница друзьям не соврала.
Она брела нога за ногу по высохшей до звенящей корки дороге. Даже коровьи лепешки – и те иссохли, не грозя перепачкать какому-нибудь незадачливому кмету лапти или рожу, если браги в крови окажется многовато. Сапоги Итриды, те самые, черные с золотом, ступали глухо – она сдерживала шаг, скорее, по привычке, нежели и впрямь чего-то опасаясь. Впрочем, разве что себя. Вот только незадача: от себя сбежать не помогут ни удобная обувка, ни крепкое тело, ни весь запас упрямства, отпущенный на человеческий срок.
Ноги сами привели Итриду к небольшому уютному домику, ничем не выделяющемуся из ряда таких же избушек. Несмотря на позднее время, в его окнах приветливо мерцал свет – теплый и желтый, похожий на отблеск глаз домашнего мурлыки. Мелькнула тень, и возле окна опустился человек – девушка или женщина, определила Итрида по толстой косе, которую хозяйка дома привычным жестом перекинула через плечо. Огневица чуть отступила, чтобы подтаявший круг света, падающего из окон, ее не выдал. Замершая на обочине, натянувшая капюшон куртки до самых глаз, она жадно наблюдала, как женщина взялась за пяльцы, низко склонившись над ними. Она запела красивым грудным голосом, и Итрида различила колыбельную – точно такую, какую иногда пела ей мама, до того, как Итрида превратилась в батрачку, а после и вовсе – в бельмо на глазу.
К женщине сзади подошел мужчина. Наклонился и, верно, шепнул что-то, потому что она накрыла его руку своей, встала, и они оба ушли в избу. Свет погас, оставив Итриду наедине с ночью и текущими по щекам слезами.
Это не была ее мать или сестра. Да и дом был не ее, хоть и похож. Ее здесь не было ничего: разве что горькая память, захороненная вместе с пеплом сгоревшей пять весен назад волости. Но даже сейчас Итрида легко сумела бы найти дорогу к смарагдовой шкатулке, что обернулась для нее костяной тюрьмой. Тюрьмой из собственного тела, опороченного и заполненного ядом чужого дара.
Конечно, она соврала друзьям. Ей не нужен был ворон – да в таких маленьких селениях и не бывало крылатых вестников. Вместо них были быстроногие мальчишки, а лепились эти волости поближе к крупным селам, где и храмы, и ворона, и знахаря отыскать было куда как легче. Специально обученная птица же стоила немалых денег, а уж если на нее накладывали защиту дейвас или лаума…
Нет, не за вороном Итрида отправилась.
Ей все казалось, что она встретит мать. Так и виделась ее голова, что стала совсем белой, сгорбленная спина и тяжелый медленный шаг, теплый платок, который старушка наверняка не снимает даже летом, и подслеповатые глаза, потерявшие цвет и утонувшие в бурном море морщин. Блазнилось, что Итрида увидит ее просто так, посреди улицы. Подойдет и встанет тихонько напротив. Дождется, пока мать поднимет голову и поморгает, сгоняя слезы. Недоверчиво вглядится в высокую рыжеволосую женщину, потом ахнет, всплеснет руками, уронив клюку, и протянет сухонькие пальцы вместе со словами примирения.
Словами, которые Итрида не примет.
Бродяжница уходила все дальше от дома, выстроенного на месте гибели Ждана и Званко, и ее собственный шаг с каждым мгновением тяжелел все сильнее.
Не прощу того, что она от меня отвернулась.
Огонь проснулся и заворочался в груди, недовольно рыча и щуря желтые глаза с янтарными прожилками. От царапанья его когтей Итрида дернулась, а когда они впились в нее изнутри, и по жилам снова потекло пламя, задрожала всем телом.
Не прощу.
– Ты кто такая, девка? Чего тут шляешься? – окликнул Итриду грубоватый голос. Она не разглядела лица, но догадалась: тот самый мужчина, что отозвал девушку в окне. Он, видно, оказался внимательнее жены и заметил застывшую возле его дома странную тень. Итрида помянула морокуна и попыталась обойти кмета, вставшего на ее пути.
– Ищу кое-кого, – неохотно отозвалась Огневица. – Жила она в этой волости весен пять назад. Желаной звали. Желана Благослава, знаешь ее?
Мужик наморщил лоб, продолжая настороженно глядеть на Итриду.
– Была такая, только померла прошлой зимой. А ты ей кем приходишься-то?
