– Огонек, – позвал дейвас, и Итрида повернулась к нему. Напряглась всем телом, как зверь перед броском, ожидая, какую еще гадость он скажет. Но дейвас только поднял руку и погладил ее по щеке. Уверенно, сильно – его руки были покрыты шрамами и мозолями от меча. Касание дейваса было горячим, но Итриде не хотелось его сбрасывать.
– Я не дам тебе сгореть, – прошептал дейвас.
Итрида прижалась к его ладони, к тем самым красивым пальцам, которыми только что любовалась, и на мгновение, крошечное мгновение прикрыла глаза, позволив себе погреться в тепле этого прикосновения и сказанных Марием слов.
Девушка глубоко вздохнула и отодвинулась. Сцепила пальцы в замок и уставилась на них – широкие ладони, короткие ногти, выступающие косточки запястий, словом, ровным счетом ничего красивого или женственного. Дейвас помедлил секунду и тоже отодвинулся.
– Хорошо, пан Болотник. Я буду стараться. Только и вы прекращайте свои шуточки, пока я вас не прирезала случайно.
– Князю точно понравилась бы твоя манера вести переговоры, – хохотнул Марий. Итрида ответила на его улыбку своей, но внутри нее все застыло.
Все верно, пан Болотник. Вы знаете, что нравится великому князю, а я – как выжить, если все, что у тебя есть – ярость и ворованный огонь. Мои умения вам не пригодятся.
А до ваших мне никогда не дотянуться.
Глава 19. Клинки и когти
Уже знакомо забурлила река, и из черных вод поднялся мост. Но теперь он выглядел добротным и обсыхал на глазах, пролегая широкой светлой стрелой к берегу Яви. Скорее всего, виной такому преображению было то, что сейчас возле Черницы, воздев руки над головой и прикрыв глаза, стояла Ясмена Лунница. Ветер трепал подол ее платья – на сей раз серого, с белыми узорами – и бросался в путников горстями песка. Когда столбы, облепленные роголистником, ряской и приросшими ракушками, окончательно поднялись над поверхностью, Ясмена опустила руки и открыла глаза. Повернулась к замершим людям и улыбнулась всем разом спокойной материнской улыбкой. Потом, в минуты отчаяния, каждый из них будет вспоминать эту улыбку и мягкое понимание в ней, а еще несколько слов, которые Ясмена шепнула, обнимая путников на прощание. Даромир поднял руку к расстегнутому вороту рубахи и стиснул оберег – маленький птичий череп, на котором причудливо переплетались выжженные руны, подвешенный на простой кожаный шнурок. Прочесть знаки было невозможно, но, когда Ясмена надела шнурок на шею склонившегося перед ней шехха, он недоуменно повел плечами, а потом широко заулыбался.
Бояне досталось простое медное колечко. Она бережно накрыла его ладонью. Безделушка была куда ценее, чем казалась на первый взгляд.
На груди Храбра покачивался медвежий клык, окованный железом и расписанный темными ветвями. Воленец рассказал друзьям, что он обрел в Чаще, и такой подарок никого не удивил.
Итриде достался пузырек черной краски, за который она отдала обещание.
Первым, как и в прошлый раз, на мост ступил Марий. Следом запрыгнула Бояна, ее спину прикрывал Храбр. За Храбром на мост поднялась Огневица. Итрида покатала на языке прозвание, от которого так долго уклонялась. «Только дети думают, что если они закроют глаза, Навь их не заметит», – сказала Ясмена Итриде, вручая свой дар. – «Ты не сможешь убежать от своей сути – так прими ее с гордо поднятой головой».
Итрида старалась прислушаться к словам Хранительницы, но прозвание по-прежнему казалось чужим.
Последним шел Даромир, и это было хорошо, потому что удерживало Итриду от желания обернуться.
– Пан Болотник, – окликнул дейваса Храбр.
– Да? – отозвался тот, не повернув головы.
– Што за видения шлет Чаща тем, кто входит в нее?
– Это не видения. Это плата Вельнасу.
– За право пройти через его земли, – понятливо кивнула Бояна, но дейвас мотнул головой. Утреннее солнце высветило багряные блики и серебристые прядки в его волосах.
– Нет. Это долг, который мы будем отдавать, пока темный бог не наиграется в людские души, – дейвас помолчал. Бродяжники молчали тоже, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться и не рухнуть в черные воды реки, существующей одновременно в двух мирах. Итрида подумала было, что Болотник больше ничего не скажет, но он все-таки продолжил:
– Когда лаум нашли в Серой Чаще, они мало походили на себя прежних. Вытравить боль и страдания, через которые они прошли, не смогла бы никакая ворожба. Тогда светлые и темные боги заключили договор. Вельнас забрал воспоминания лаум о времени, которое они провели в Чаще, взамен внушив, что проклятие погрузило их в сон на долгие годы…
– Но ведь он их жизнь украл! Считай что убил тех лаум, которыми они стали! – тихо воскликнула Итрида, невольно замерев на полушаге. Ужас сотворенного богами не укладывался в ее голове. – Разве это справедливо? После всего, что они пережили, разве не должно было оставить их в покое? Дать спокойно доживать остаток дней?
– Лаумы нужны Беловодью, – голос дейваса похолодел, и Итрида вздрогнула от его слов, ударивших ее словно кнут. Река рассерженно плеснула волной на мост, замочив черные сапоги Огневицы, и она неохотно двинулась вперед, понимая, что задержка грозит бедой. – Я сделал все, что мог. Вернул им жизнь и способность снова ей радоваться. Первые лаумы приняли свет утренней зари из рук Сауле, чтобы защищать людей от навьих тварей. Когда-то они умирали, если их насильно лишали дара чересчур заботливые наставницы. Даже если бы их, как ты говоришь, оставили в покое, они все равно зачахли бы – от тяжести воспоминаний, от давящей изнутри силы, от невозможности изменить прошлое. Это их суть. Не просто судьба, а то, чем они являются. Если бы их отравляла память о времени, проведенном в Чаще, кто знает, на что они обратили бы свой бесценный дар?
– А когда другие люди напоминают лаумам о Чаще, что они чувствуют? – задумчиво проговорила Бояна.
– Если тебя спросить о том, что ты чувствовала во сне, что ты скажешь? – ответил дейвас вопросом на вопрос. Бояна пожала плечами:
– Мои сны туманны, я редко их запоминаю.
– То же чувствуют и лаумы. Словно долго-долго смотрели сон, от которого остались лишь зыбкие воспоминания.
– Но что проку Вельнасу с наших видений? – подал голос Даромир, и Итрида неохотно прислушалась, пытаясь отвлечься от кипящей внутри нее злости на людей и богов.
– Боги живут очень долго. И забывают, как умеют чувствовать и жить люди. Кто-то из них – как Сауле и Перкунас – выбирают жить среди своих подопечных, ходить по земле, как смертные, стать им отцом и матерью. Кто-то – как Вельнас – предпочитает дары, которые люди отдают ему – самые сокровенные желания и мысли.
– А Гильтине?
– Никто не сможет поручиться за желания Среброликой, – покачал головой Марий. – Источник ее силы – все, что творится под покровом ночи. Возможно, и она ходит промеж нас, в своем звездном плаще, собирая дань из чувств и крови. Но о ней давно ничего не было слышно.
