– А что со мной будет? – тихо прошептала Бояна.
– А ты живи и радуйся. За то, что готова была собой за дочь заплатить, отпускаю тебя. Назавтра об этой – навья кивнула на Любаву – и не вспомните. Впрочем, если захочешь, можешь отыскать меня в лесу и службу сослужить. Тогда отпущу.
– Бояна, – взмолилась Любава. – Боянушка, дочка, – женщина сползла с кровати и встала на колени, да так и поползла к Бояне, норовя схватиться за подол ее рубахи, – Прости дуру грешную! Помоги мне, дочка!
– Ты пять весен на меня нож точила, – глухо отозвалась Бояна. – Вместе с ним и добро мое сточила. Сгинь!
Навья захохотала, схватила Любаву за волосы, топнула ногой и провалилась вместе с нею. Беляна скатилась с полатей и кинулась в материны руки:
– Мамочка, мне такой страшный сон приснился!
– Ничего, – Бояна крепко-крепко прижала к себе дочь, глубоко вдыхая запах ее волос. – Это был всего лишь сон.
Бояна приоткрыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как мир вокруг пошел волнами, точно она оказалась под водой. Медленно истаял дом и разворошенная кровать Любавы. Последней исчезла Беляна, доверчиво глядящая на мать, и сердце Бояны чуть не разорвалось от потери.
Когда мир снова стал прежним, Бояна оказалась посреди совсем другой избы. А напротив нее стояла беловолосая девушка в зеленом платье. Она мягко поглаживала ладони гостьи.
– Добро пожаловать в мой дом.
Храбр. Где-то в Нави
Храбр вышел на порог и потянулся до хруста, разминая спину.
Утренняя прохлада чуть пощипывала лицо, приятно освежая вспотевшее за ночь тело. Стояла сухая жара червеня, и ночи были грозовые, душные: простыни мешались и липли к коже, из-за чего к утру оказывались сбиты в ком, а то и сброшены на пол. Днем же царила еще более сильная духота. И только в быстротечные минуты, когда Светозарная Сауле потягивалась со сна – розовела восходом на нежных щеках, ожидая, когда Перкунас выкует новое солнце и подвесит на крышу ее терема – лишь тогда удавалось вздохнуть полной грудью.
Храбр, как был, в одних подштанниках спустился с трех ступенек скрипучего крыльца и медленно пошел по холодной росе. Она затянула все вокруг поволокой, заставляющей каждую травинку сверкать, словно драгоценный камень смарагд. Над травой еще стелились обрывки тумана, прячущие ноги до щиколотки. Храбру казалось, что он не идет, а плывет над землей, бестелесный и беззвучный. Его сердце полнилось покоем. За спиной мужчины возвышался маленький храм Светозарной, деревянный и всего с одним куполом, лемех которого сейчас сиял чистым серебром. Казалось бы, не чета белокаменным обиталищам богини, выстроенным в трех самых крупных городах Беловодья – Славгороде, Златоборске и горделивой столице Червене. Но от земли до полукруглого фронтона он был изукрашен тонкой резьбой, являющей разные истории – о людях и судьбах, о богах и их милости, о семье и детях. Храбр обернулся и спокойно улыбнулся, когда лучи восходящего солнца скользнули по лицам и рукам, сделав изображенных людей почти что живыми. Храбр сжал пальцы, жесткие и мозолистые, но по-прежнему помнившие каждый виток созданного ими узорочья.
Издалека приезжали люди, чтобы подивиться его работе и проникнуться тонкой душой этого места.
Храбр отвернулся и побрел по туманной тропе вниз по холму, к узкой говорливой речушке. Та приветствовала его как всегда звонко, перекатываясь через округлые камни: коричневые, рыжие, розовые с белой полосой, ноздреватые, как кусок ржаного хлеба… На другом берегу опустили ветви в воду серебристые ивы, точно девушки, распустившие волосы и рассевшиеся на камнях пошушукаться.
– Здравы будьте, девицы-ивы, – полушутливо поклонился им Храбр. Присел на корточки, сложил руки ковшиком и зачерпнул прозрачной водицы. Отпил несколько глотков и умылся, с наслаждением чувствуя, как стекают по спине щекотные струйки.
Вдруг чуткое ухо уловило мерный перестук копыт и тихое похрапывание коня. Скрипела подпруга, видно, протершаяся от времени. Позвякивали железные заклепки упряжи. Храбр отер лицо ладонью и встал, выжидающе развернувшись к выступающему краю холма. Всадник вот-вот должен был его обогнуть.
Конь был соловый, упряжь и вправду видавшая виды, но добротная. Поводья намотаны на луку седла: всадник предоставил коню самому выбирать путь. Либо он и его скакун уже давно путешествовали вместе, либо же незнакомец был чересчур доверчив. Он ехал, опустив голову, и потому не сразу заметил Храбра, пусть даже тот и не прятался.
– Золотым лучом дорога, пан, – негромко окликнул его Храбр, когда их разделяло шагов двадцать. Незнакомец вздрогнул и вскинул голову, раздувая ноздри носа – тонко вылепленного, с загнутым книзу кончиком. Высокие скулы и провалы исхудалых щек, темные круги под глазами и светлые, почти бесцветные глаза дополняли сходство с хищной птицей. Его рука скользнула не к поясу, а к груди, где болталась целая связка амулетов и наузов. В грудь Храбра толкнуло легонько, но он лишь чуть наклонил голову, крепче упирая ноги в рыхлую песчаную землю.
– И тебе лучом, незнакомец. Прости, не ждал встретить людей в этих местах, – осторожно откликнулся волхв. Голос у него оказался под стать внешности, резкий и острый.
– Откуда же ты держишь путь?
– Не сказать чтоб издалека. Но на долгие разговоры времени нет, уж прости, – волхв поднял голову, словно силился разглядеть, что там, за излучиной реки. Догадка оказалась верна.
– Скажи мне, мил человек, далеко ли отсюда до Славгорода?
– Порядочно, – Храбр крякнул и взъерошил волосы на затылке, одну руку уперев в бок. – Не одна смена лошадей тебе надобна будет. Не знаю, кто надоумил тебя этой дорогой податься, да только она прочь от Славгорода ведет.
Волхв побледнел, точно Храбр ударил его под дых, и покачнулся. Только сейчас Храбр присмотрелся к человеку-ястребу и разглядел то, что сразу не приметил: тугие посеревшие от дорожной пыли и пота повязки, выглядывающие из-под рубахи. Ноги действовали прежде головы, и Храбр успел подхватить завалившегося с седла волхва раньше, чем тот расшибся о землю.
– Все-таки не успею упредить, – прошептал волхв посеревшими губами.
* * *
Огонь в печи горел жарко, довольно хрустя березовыми поленьями. Ястреб, так и не назвавший своего настоящего имени, лежал на лавке, спеленатый чистыми повязками точно младенец, и в его широко открытых глазах отражалось пламя.
Храбр ухватом вытащил из печи исходящий ароматным паром чугунок. Принюхался и крякнул довольно: удалась каша с краснобокой земляникой, настоящее лакомство! Прислонил ухват к печке, подхватил две глиняные миски и большую деревянную ложку, на ручке которой хитро подмигивала кошачья мордочка. Наполнил свою миску и отставил в сторону. Гостю положил всего две ложки и подул, остужая. Взял миску и кружку с теплым травяным взваром и со всем этим добром направился к Ястребу.
– Я не голоден, – попытался возразить волхв.
– У тебя ребра насквозь видать, – живо возразил Храбр. Он зачерпнул каши на ложку и подул еще раз, для верности.
