Бояна. Где-то в Нави
Лучи солнца щекотали опущенные веки, и из-за них в розовом свечении появлялись золотые пятнышки. Бояна поморщилась и звонко чихнула. Попыталась открыть глаза, но тут же прикрылась рукой и заморгала, сгоняя набежавшие слезы.
– Мама, ты проснулась!
Бояна вздрогнула всем телом и приподнялась на локте. Вокруг шумело поле; шепталось о чем-то, покачивая головками клевера, шуршало осокой, шелестело длинными кисточками высохшей повилики. Перед Бояной кружился, расставив руки, чей-то маленький силуэт. Закручивалась рубаха вокруг босых ножек, съехал на ухо венок из полевых цветов, а на маленьком личике горели ярко-голубые бусинки любопытных глаз. Бояна растерянно уставилась в эти бусинки, не понимая, где она.
– Кто ты? – прошептала она.
– Мама? Ты чего? Я же оберегала тебя от Полуденицы, вот даже бусы надела, чтобы ее отвлечь! Появись она – я бы ее мигом – ух! – и заворожила. Не могла она на тебя напасть, – девочка сбила венок на другую сторону и оттянула нитку красных бус, и впрямь обнимающих ее тонкую шею. Бояна провела рукой по глазам, пытаясь согнать морок. Задержала ладонь у лица, но почувствовала, как на ноги плюхнулось что-то тяжелое. Бояна вздрогнула и опустила руку. Девочка хитро улыбнулась ей, поерзав, чтобы устроиться на материнских ногах поудобней. Чем дольше Бояна смотрела на малышку, тем больше знакомых черт находила. Такие же глаза, только серые, и чуть вздернутый нос она видела в отражениях зеркал и воды. Твердый упрямый подбородок, должно быть, достался малышке от отца. А вот точеные скулы и густые волнистые волосы – это от бабушки…
Бояна сильно-сильно зажмурилась, мысленно взмолившись Гильтине – защитнице детей.
– Мама, смотри, солнце садится. Пойдем скорей домой, я кушать хочу.
– Да… Да, конечно… Пойдем. Знаешь, я тоже проголодалась.
Бояна и вправду ощутила, как в животе засосало, словно она с утра ничего не ела. Впрочем, может, так оно и было?
– Давно мы с тобой гуляем?
– Так с утра, – охотно отозвалась девочка. Она держала мать за руку, подпрыгивая и то и дело наклоняясь, чтобы сорвать цветок или поближе глянуть на красивых бабочек нежно-желтого цвета, обсыпанных пыльцой и словно сотканных из солнечных лучей. – Сначала на реку купаться ходили, потом ягод пособирали, а потом на поле набрели. Разморило тебя, ты и прилегла. А я тебя стерегла!
– Защитница моя, – улыбнулась Бояна и чуть сильнее сжала тонкие пальчики. Другой рукой она незаметно провела по небрежно заплетенной косе и в самом деле почувствовала, что та, хоть снаружи и подсохла, но внутри еще мокрая.
– А как же мы на целый день уйти-то смогли? Как же скотина, дом? Огород?
Девочка удивленно глянула на мать, и Бояна смутилась.
– В следующий раз на тебя надо бусы надеть, – решительно заявил ребенок. – Ну точно Полуденица тебя задела, раз не помнишь ничего. Бабушка же нас сегодня погулять отпустила.
– Бабушка? – внутри Бояны все оборвалось. – Бабушка Дарина?
– Да нет же, – девочка рубанула ладонью воздух. – Бабушка Любава. Как бы бабушка Дарина могла нам помочь, коли она померла две весны назад?
– И вправду, – прошептала Бояна, чувствуя, как ноги становятся мягкими, точно в них вместо костей набили тряпок. Бабушка Любава – видно, мужа матушка. Знать, любит она сноху и внучку, раз вызвалась им помочь.
Едва произнеся про себя это имя – «Любава», Бояна разом вспомнила все: и сватовство, и обряд на берегу вертлявой узкой речки Званки, и жилье-былье с мужем, и даже имя подпрыгивающей рядом девочки. Беляна ее звали. Бояна тихонько выдохнула это имя вслух, любуясь, как девочка, словно ромашка к солнцу, повернулась на его звук.
Вот только не было у Любавы ни единой причины для такой доброты. Свекровь невестку невзлюбила с первого дня. Бояна взялась в волости из ниоткуда, пришла, едва волоча ноги, в потрепанной одежде и без памяти о роде. Не о такой жене своему сыну, статному чернобородому Милану, мечтала Любава. Да только Милан ее не послушался. Взял пришлую в дом, выходил, а после и посватался. Уж как ни бранилась Любава, как ни шипела, что Бояна – ведьма, навья тварь, заворожила ее сыночка ненаглядного, тот все на своем стоял.
Лишь когда родилась Беляна, притихла Любава. Поначалу внучки сторонилась, но хоть Бояну грызть перестала. А после, когда девочка подросла и лицом стала на отца походить, как одна капля воды на другую, потеплела Любава, оттаяла. Подолгу расчесывала золотые косы малышки, напевая что-то под нос. Дарила красивых куколок, которых шила на продажу, яркие сарафаны и ленты. Песни перед сном пела. Правда, к матери ее относилась по-прежнему холодно. Все время находила, в чем попрекнуть нежеланную сноху, но хоть в навьей породе прекратила уличать.
Так откуда такая доброта именно сегодня?
Ощущение беды заполонило сердце, и Бояна вздрогнула. Беляна удивленно глянула на нее, но Бояна лишь покачала в ответ головой:
– Волосы не просохли, а ветерок прохладный, вечереет же.
Девочка важно кивнула. Они поднялись на небольшой пригорок, с которого открывался вид на их деревню. Как ни силилась Бояна, не могла она припомнить, видела ли она раньше это место. Но мало ли в Беловодье таких вот маленьких безымянных волостей? Беляна вырвала руку и побежала вперед. Бояна качнулась было следом, но задержалась. Чувство беды поселилось под сердцем и не желало уходить, продолжая холодить нутро с той самой минуты, как Бояна вспомнила о своем замужестве. Бояна последовала за дочерью, не сводя глаз с ее развевающейся рубашки.
На границе волости их встречала сама Любава. Беляна добежала до бабушки и запрыгала возле нее белочкой, отчего венок сполз на затылок, а после и вовсе на землю упал. Бояна как раз подошла к ним двоим и нагнулась, чтобы поднять цветы с холодеющей земли.
– Беги, внученька, там тебе отец гостинцев привез, – услышала она голос Любавы и разогнулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как дочь искоркой света убегает вдоль по улице. Ее сердце привычно потянулось за родным существом. Бояна, кивнув Любаве с благодарностью, шагнула было следом за малышкой…
– Обожди, – схватила ее повыше локтя темная морщинистая рука. Бояна посмотрела сначала на руку, потом подняла взгляд на лицо Любавы. У той были жесткие темные волосы, убранные сейчас под рогатую кичку, и угольно-черные глаза. Любава и в своем возрасте сохранила спину прямой, а руки ее были все такими же хваткими.
– Спасибо вам, панна Любава. Мне нужно к мужу и дочери, – ровно проговорила Бояна.
– Уже не нужно, – так же ровно, цепко держа ее взгляд, ответила Любава. – Там и без тебя есть кому о них позаботиться.
– О чем вы толкуете? – Бояна выдернула руку и развернулась всем телом к свекрови. – Пустите меня к семье!
– Я долго искала пути, как избавиться от тебя, навьи. Говорила с волхвами, дейвасами, лаумами, колдунами из чужих земель. Все пыталась выяснить, как отцепить тебя от Милана, чтобы не извести и его при этом. И вот наконец узнала способ.
