Сердце захолонуло чувством непоправимого. Итрида споткнулась снова: ослабевшие ноги не держали. Ее схватили за ворот платья, рывком поставили на ноги:
– Хорош ворон считать! – крикнул кто-то, чей голос показался ей знакомым. «Вороны» что-то пошевелили в памяти, но воспоминание тут же сгинуло. Итрида снова побежала.
Она остановилась резко, будто на стену натолкнулась. Огонь стоял до неба – так ей показалось. Он медленно изгибался, переплетал щупальца в завораживающем танце и словно любовался собою. В груди Итриды запекло, и ей показалось, что в ней что-то пошевелилось. Она прижала руку к груди, дыша неровно, рвано, обжигаясь горьким, пышущим жаром воздухом. Вокруг суетились люди, тащили багры, лопаты, бадьи с водой, кто-то тоненько визжал на одной ноте, и Итриде захотелось ударить крикуна, наотмашь, чтобы тот захлебнулся визгом, чтобы все звуки исчезли, ушли, пропали…
– Гляньте, Итка явилась, – пролетел вдруг шепот по людям. Они замирали, окатывая девушку взглядами, и снова бросались тушить пожирающий ее дом пожар.
Итрида не сразу разобрала, что говорят о ней; растерянно крутила головой по сторонам, не понимая, что делать и за что хвататься. Вдруг подле нее возникла, точно из-под земли, сгорбленная фигура, и Итрида, прищурившись, с трудом разглядела в простоволосой грязной женщине мать.
– Мама, – всхлипнула Итрида и кинулась к матери. Она так хотела прижаться к маме, спрятаться в ее руках, укрыться родным теплом… Ей нестерпимо хотелось повиниться в том, что случилось у ручья, пообещать никогда больше не перечить и не убегать из дома. Итрида мечтала запереться в родных стенах и больше никогда-никогда не выходить за околицу одной. Итрида едва успела коснуться рукава материной поневы, как неожиданно сильный толчок отбросил ее прочь.
Мать смотрела на нее снизу вверх со злостью, которой Итрида доселе даже не подозревала.
– Ты где была, тварь? С оборотнями по лесам опять шастала?
– Мамочка, что ты такое говоришь, – Итрида в ужасе прижала руки к лицу.
– Я тебя спрашиваю, ты где была, пока разбойники твоих братьев заживо сжигали? – мать кричала, брызгая слюной, и наступала на Итриду. Невысокая полноватая женщина трясла кулаками, и Итрида невольно сжалась в комок, памятуя, какая тяжелая у матери рука. Люди вокруг смотрели непонимающе: кто-то пытался остановить мать Итриды, но остальные начали перешептываться и зло поглядывать на девушку.
– Мамочка…
– Не смей матерью меня звать, навь проклятая! Это из-за тебя Златко и Ждан погибли! Ты виновата, что они сгорели! Ты должна была быть на их месте, а теперь мои родные сыночки сгибли, а ты, ты, тварь аварская, жива! Давно уже в тебе ничего человеческого не осталось, только и смотришь, что в лес! Признайся, почуяла беду и сбежала, да?! Бросила нас тут умирать, а сама… сама…
Мать захлебнулась злобой, плюнула в сторону безмолвно замершей Итриды и кинулась к ней, замахиваясь для удара. Женщину обхватили поперек туловища, не давая приблизиться к дочери. Сосед, дядько Зван, зашептал что-то ей на ухо, гладя ее по голове, и рукой из-за спины делая знак Итриде уйти с глаз долой.
Да только куда она могла пойти? Израненная телом и душою, оглушенная, девушка молча смотрела, как сгорает ее дом, и словно кожей чувствовала, как смешивается пепел дерева и прах костей ее сводных братьев.
Итрида медленно подняла руки ладонями вверх. На ее глазах в грязи замерцали светлячки и скользнули по линиям, наполняя сиянием и их. Маленькие огненные реки росли, разветвляясь на ходу и оплетая ее тело паутиной оранжевых нитей. Кто-то рядом закричал, кто-то шарахнулся, дядько Зван потащил обмершую мать прочь, а Итрида смотрела на свои руки и плакала. И невдомек ей было, что даже слезы ее горели огнем, оставляя на лице красные следы-ожоги.
Люди откатились от нее волной, шепча молитвы и проклятия. А Итрида повернулась спиной ко всему, что было ее жизнью, и пошла прочь из волости.
Она шла куда глаза глядят, покуда были силы. А когда идти больше не смогла, упала лицом в сизый мох и закрыла глаза.
Она мечтала о смерти. Но вместо смерти ее нашла Ихтор.
* * *
Что-то крикнула Бояна, раз, потом еще. Кажется, она звала Итриду по имени. Бродяжница повернула руку ладонью вверх – она была грязна и испещрена ожогами, но пепла на ней не было. И голос матери не звучал – только ее собственный, неустанно шепчущий в голове, что таким, как она, места среди живых нет.
Мир вокруг медленно прояснялся. Вместе со зрением вернулся слух и обоняние, и Итрида наконец почувствовала запах своей паленой кожи, зажаренного Бояной зайца, масел, которыми Даромир умащивал густые, сделавшие бы честь любой девке волосы, запах пота и леса, доносившийся от незнакомца, и что-то внутри дрогнуло и потянулось к нему – или к пламени, рокочущему в груди дейваса. Чем сильнее вглядывалась Итрида в образ, то проступающий сквозь незнакомца, то сливающийся с ним, тем явственней видела… волка. Огромного, крупнее ее собственного раза в полтора, со спокойной уверенностью следящего за Итридой алыми глазами. Лишь мгновение спустя она поняла, что дух дейваса не на нее смотрит.
А на ее искру.
На пламя, медленно крадущееся из навьего леса. Принюхивающееся, точно настоящий зверь. Вдруг взвывшее протяжно, высоко, по-настоящему. Черный волк дейваса ответил – низко, раскатисто, как матерый, зовущий свою подругу.
Не сразу, ох не сразу осознала Итрида, почему ее огненный зверь ответил красноглазому. Потому что вовсе не волк жил в ней, прорываясь вспышкам ярости и огня.
То была волчица.
Незнакомец метнул руку к сердцу, и его зверь тут же послушно отступил, взрыкнув напоследок. И тут Итрида поняла, о чем надо просить дейваса.
– Научи меня, как приручить огонь.
Он поймал ее взгляд и долго искал там ответы. Но у Итриды не было ни одного. Лишь волчица из пепла и огня, учуявшая в дейвасе что-то знакомое.
Мужчина заговорил, и Итрида передернула плечами, словно звук его голоса хлестнул ее по спине.
– И чем же ты расплатишься за обучение?
Итрида чуть прищурила полуночно-черные глаза. Невольно Марий вдохнул ее запах – смесь соленой горечи и сладости. Она пахла совсем не по-женски. Она вообще не пахла человеком, и огненосец невольно вспомнил хозяйку Серой Чащи.
– У меня есть деньги.
– Деньги мне не нужны, – отрезал дейвас. Хочешь учиться – признаешь меня Старшим. И все твои прихвостни тоже. Знаешь, что это такое?
– Знаю, – Ихтор рассказывала Итриде о том, как клятва Старшего передает в руки учителя все нити власти над учеником на время обучения. Итрида содрогнулась, представив себя марионеткой дейваса. Но ради своих бродяжников она пошла бы и на это. – Только за остальных решать не могу.
