На отрогах Белых гор жил крылатый народ самовил. Ходили слухи, что своих детей они обучают летать, сбрасывая их прямиком в ярящиеся соленые воды.
– Хорошо, что я родилась не самовилой, – поежилась Итрида.
– Рискнуть жизнью, чтобы обрести возможность летать – достойная плата, – возразил Даромир. – Но в нынешние времена их обычаи стали мягче. Теперь те самовилы, кто не смог или не захотел пройти испытание, могут выбрать изгнание. Несколько их живет в Белоозере. Равно как и лешие-бродяги, русалки, не желающие квакать по речкам вместе с лягушками, волхвы, птицелюди, искатели приключений и прочие гнусные типы. Ну, вроде нас с тобой.
– Постой, – Итрида схватила Даромира за руку, заставляя остановиться и посмотреть на нее. – Ты сказал, птицелюди?
– Ну да. Их мало осталось, и они предпочитают держаться все вместе. Птицелюди жили в лесах, под покровительством леших. Когда ваш князь заложил Белоозеро, несколько самых отчаянных решились поверить ему и перебрались в город. Вслед за ними потянулись и иные – те, что помоложе да погибче. Старики не пожелали выбраться из лесов. Одна только Йулла сказала, что присмотрит за птенцами, и до сих пор, насколько знаю, держит слово. Хотя многие из ее подопечных уже оперились и обзавелись собственными детьми. Понятия не имею, сколько бабушке весен, но чую, что она вхожа в Навь не менее, чем Хранительница Серой Чащи.
– А чем занимаются птицелюди?
– Ворожат. Предсказывают будущее. Играют в кости на выпивку и раздевание. Забавные девчонки, клянусь Алте-Анкх! Хоть и пугают своим видом при первой встрече.
Итрида не сразу сообразила, что задело ее в словах шехха.
– Ты сказал – девчонки?
– Ну да, – Даромир обогнал Итриду на пару шагов и потому первым вошел в город, мимоходом крутанув деревянный барабан, позеленевший от времени и исписанный рунами. – Птицелюди, как и самовилы, это исключительно бабье племя. Кстати, первые вторых ненавидят. Несмотря на облик, летать они не могут.
Итрида отстала от шехха и снова по привычке прикусила губу. Ощутив вкус крови на языке, Итрида поняла, что измученная кожа не выдержала и лопнула. Девушка потрогала ранку и поморщилась от неприятного саднящего чувства. Но еще сильнее саднило нутро от непонимания – если птицелюди бывают только женщинами, то кого же она встретила у «Золотой ладьи»?
* * *
Город словно выглянул им навстречу из чащи, любопытно мигая огоньками в глазах-окнах. Здесь не прорубали лес, чтобы выстроить жилища или проложить улицы. Дома лепились на свободные участки промеж могучих стволов. Длинные бороды мха и лишайника свешивались с низко опущенных ветвей, набегали на покатые крыши, бугрились на них зелеными волнами. Кое-где мох уже перестал помещаться на крышах и свисал до земли. Улицы прихотливо петляли, огибая деревья, в иных местах сужались до узенькой ленточки, в других – расширялись так, что две телеги могли разойтись, не задев друг друга.
В воздухе мерцали огни светлячков, просыпающихся к ночи. В кронах, незримые глазу, гулко ухали совы. Несмотря на приближение темноты, Белоозеро и не думало спать. Вдоль извилистых улочек расположились лоточники, и чего тут только не было: от ярких бус до костей и мелких черепов каких-то грызунов, от пузырьков со снадобьями до лукошек с грибами и ягодами, от ножей и кинжалов до лопат и мотыг. Впрочем, возле грустного мужичка, торговавшего последним, покупателей не наблюдалось, и Итрида подумала, что в лесу вряд ли удается возделывать урожай.
Здесь не соблюдали закон о том, что торговля заканчивается с наступлением темноты. Да и кому его соблюдать? Приглядевшись, Итрида почувствовала, как холодеет нутро. Те, кого она приняла за людей, отнюдь не были таковыми.
Возле питейного заведения с вывеской, на которой был нарисован человек с козлиными ногами, приплясывающий и играющий на дудочке, сидел тот самый козлоногий. Сейчас он не плясал, но дудочка и впрямь имелась. Живник медленно тянул протяжную песню, и в небрежно брошенную подле него шапку то и дело летели монетки.
Две невысокие тонкокостные девушки, переговаривающиеся чирикающими голосками, прошли мимо Итриды и Даромира, едва не задев их полами длинных плащей. Плащи скрывали тела девушек, но капюшоны они не набросили, являя миру синеватые губы и белую кожу, чуть светящуюся в лунном свете. В косу одной были вплетены кувшинки и папоротник. Волосы другой свободно струились по спине, сверкая мелким речным жемчугом, рассыпавшимся по темным волнам как звезды на небе.
– Русалки, – шепнул Даромир и подцепил Итриду под локоть. – Под плащами у них только белые рубахи. Йулла заставляет их прикрываться, чтобы не смущать людей. А жаль, такие перси скрывать – чистый грех, чтоб меня…
– Только людей?
– Живники не стесняются своего интереса к прелестям водяных красоток, – пожал плечами шехх.
– А это кто? – внимание Итриды привлекла женщина примерно ее возраста. Та спорила с молодым лешим, зло сверкающим светло-зелеными глазами. Голоса доносились неразборчиво, но тон наводил на мысли о ссоре. Жещина была сложена как воин – узкая талия и бедра, жилистые руки, сильные мышцы, ходящие под тонкой, шелковой на вид рубашкой. Женщина нервно одернула завязки поневы… Она была одета как воленка, уроженка Беловодья, но видно было, что этот наряд ей неродной.
– Самовила. Не пялься. Эти девицы отличаются вспыльчивым нравом.
– Но ведь самовилы красавицы, нежные и трепетные – так во всех байках сказывают! – Итрида недоверчиво вздернула голову, искоса продолжая рассматривать ссорящуюся пару.
– Они охотницы, милая. Как думаешь, они сваливают добычу взмахом ресниц или приятной улыбкой? – Даромир ухмыльнулся снисходительно, словно Итрида была маленьким ребенком, а он – взрослым, объясняющим ей, что мир вовсе не такой, каким он ей видится.
Самовила почувствовала взгляды чужаков, обернулась и сощурилась. Ее глаза полыхнули такой злобой, что Итрида невольно поежилась и отвернулась, поспешив за шеххом. Сунув руки в карманы и напевая, Даромир уже ушел вперед, уверенный, что Итрида последует за ним.
– Дар, – прошептала Итрида, догнав шехха. – А где ее крылья?
– Наверно, она отказница, – отозвался шехх, не оборачиваясь и не сбавляя шага. – Не смогла прыгнуть со скалы. Таким крылья обрезают. Потому-то и не остаются они в родных землях. Либо с жизнью кончают, либо – вот так. К людям приходят. А кое-кто и к живникам.
Итрида не выдержала и обернулась на самовилу-отказницу, но ни девушки, ни лешего не увидела.
– Куда мы идем? – спросила она приятеля, приравнявшись к его шагу.
– К Йулле.
– Птице?! Постой, Дар, погоди! Нам нельзя к ней!
– Если ты хочешь задержаться в Белоозере, тебе придется познакомиться со старухой, Итка, – Даромир остановился и слегка сжал плечо Итриды, внимательно глядя ей в глаза. – Либо нам стоит уйти прямо сейчас.
Итрида прикусила губу. Ее огонь молчал. Ухали совы, мерцали светлячки, тихонько гудели разговоры прохожих. От травы поднимались тонкие нити тумана, из леса тянуло сыростью и холодом.
