– Давай-давай. Обопрись на меня.
– Испачкаю…
– Помолчи. А то я прямо чистая, как жрица Сауле после бани. Я сказала, обопрись, а не болтай. Вот так. Ноги переставлять можешь? По шажочку.
– Не надо, я сам.
– Вижу я, как ты сам. Велела же замолчать, что же ты за упрямец такой?
– Я иначе не умею, – пожал плечами Храбр, и тут же зашипел из-за прострелившей спину боли. Против воли он все-таки налег на странную девицу, содрогаясь то ли оттого, что внутри него все было бито и переломано, то ли оттого, что на ее одежду потекла его темная густая кровь. Девушка чуть согнулась, но и впрямь оказалась крепче, чем можно было подумать, глядя на нее. Она ступала твердо и уверенно вела Храбра – он не знал куда, да это было и неважно. Накатывающая дурнота то усиливалась, то отступала, и все, что он мог – дышать как можно глубже в перерывах между ее приходами. Он с трудом осознавал девичьи плечи под своей рукой и цеплялся за эти ощущения как за последний мост перед обрывом.
Девушка, представившаяся Бояной, привела его в корчму. Заплатила за ложницу, обработала открывшиеся раны и тихонько исчезла, когда Храбр начал проваливаться в тяжелую дрему. Он был уверен, что видит ее в первый и последний раз. Но наутро, когда Храбр, хромая, спустился в зал корчмы, Бояна ждала его вместе с черноглазой рыжей подругой. Рыжая предложила ему присоединиться к их шайке. И Храбр не сумел сыскать ни одну причину, чтобы отказаться.
Когда-то Бояна спасла его. Теперь же помощь нужна была ей самой, и Храбр поедом ел себя, что ничем не может ей помочь. Только ждать.
Он снова взялся за топор.
Взмах. Удар. Треск…
Глава 10. Там, где лес растет
– Куда ведет эта дорога?
Итрида стояла на обочине широкой, утоптанной желтой полосы, стрелой пролегшей к горизонту. За ее спиной зашуршала трава, стряхивая серебро утренней росы на штаны шехха, и Даромир тоже выбрался на дорогу. Шехх отчаянно зевал, не заботясь о том, чтобы прикрыть рот рукой.
– Главное, что к людям, – поежился Даромир. К прохладе он привык – в пустыне по ночам было так холодно, что без теплой одежды путник мог к утру превратиться в закоченевший труп. Но чего там точно не было, так это вездесущей воды, которая заливалась в сапоги, сползала за шиворот и мочила лицо, на которое тут же налипала плотная мягкая паутина! Беловодье, по мнению шехха, давно уже стоило переименовать в Утопье. Куда ни сунься, лес, болото или вода. Стоит отвернуться, и человеческое жилище мигом окажется захвачено длинными влажными зелеными лапами, опутано кустарником или утоплено в черных бочагах…
– Город там, – буркнул шехх, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. – Белоозеро.
Итрида прищурилась и потерла подбородок в раздумьях.
– Город живников. Нет лучше места, чтобы спрятаться от погони и переждать.
– Да, но также нет места лучше, чтобы сложить голову и прорасти травой прямо на городской улице.
– Ты там был? – Итрида с интересом глянула на шехха. – Ты ничего не рассказывал. Даже странно, при твоей-то любви к байкам.
Даромир промычал что-то задумчивое в ответ. Потянулся, по-прежнему не открывая глаз, так, что рубаха на его груди распахнулась, и показался порозовевший, хорошо видный отпечаток ладони. Шехх крякнул, встряхнулся по-звериному и покосился на Итриду:
– Сложно передать словами чувства, которым не можешь подобрать имени. Белоозеро – единственное в своем роде. Кажется, другого такого места нет в целом мире, не то что в Беловодье. Для меня оно словно вышло из вашей Нави – целиком, со всеми улочками, домами и жителями. А касаться неведомого лишний раз – чревато встречами с богами, которых видеть я не стремлюсь. Уж точно не по эту сторону черты.
– Что ж, – Итрида потрогала кинжалы, прикрепленные к поясу, и потуже затянула ремешок, придерживающий рыжие прядки на лбу, чтобы не лезли в глаза. – Как я понимаю, это единственный город в округе, где мы сможем перевести дух, пока Ихтор не вылечит Бояну. И мне очень интересно, что за место могло тебя так впечатлить. Надеюсь, сразу от ворот нас жрать не станут, ну а там… сообразим что-нибудь. А пока идем, расскажи, что же все-таки на самом деле скрывает тын Белоозера.
– У него нет тына, – улыбнулся Даромир.
Они с Итридой ходко шли по желтой, легкой как пух пыли, взмывающей в воздух мелкими смерчиками. Мимо проплывало разнотравье. Чем выше поднималось солнце, тем более жаркий и пряный запах шел от травы высотой по пояс взрослому мужчине. Воздух над соцветиями клевера и ромашек, колокольчиков и лютиков, мышиного горошка и пырея гудел низко и деловито. Множество пчел и шмелей сновали промеж цветов. Полосатые, присыпанные золотистой пыльцой и пахнущие медом, они и сами напоминали капли солнца, вспоившего своим светом пышные луга. В выцветшем от жары небе заливался одинокий жаворонок. Его песенка лилась неразрывной серебряной нитью, сопровождающей Итриду и Даромира все то время, пока равнина не начала выгибать спину, словно потягивающаяся кошка. Солнце прошло высшую точку и медленно покатилось к горизонту.
Пока они шли, привычно подстраиваясь под шаг друг друга, Даромир говорил, а Итрида слушала и дивилась, как много чудесного есть в их Беловодье. Столько, что, кажется, и за всю жизнь не узнаешь до конца. Слышала Итрида про Белоозеро многое, но с тем, кто сам там побывал, повстречалась впервые. И чем больше рассказывал шехх, тем сильнее тянуло опальную огненосицу в загадочный город живников – существ, которых многие считали навьими тварями и боялись. Но живники потому так и звались, что, в отличие от навей, не были выходцами из Подземного мира. Лешие, русалки, листины, оборотни, самовилы… Испокон веков они жили бок о бок с людьми, и только отцу нынешнего князя, Мудру Миролюбу, пришло в голову выдумать для живников такое место, где могли бы они с людьми встречаться без опаски. Поначалу маленькая волость служила лишь для торговли, в ней и домов-то не было. Потом появилась корчма. Кто-то из купцов, отличавшийся отчаянной храбростью, решил обжиться в Белоозере, чтобы первым иметь доступ к редкостям, которые приносили из дремучих чащ и глубоких озер живники. Затем у кого-то любовь с русалкой случилась, и расставаться влюбленные не захотели. Так из маленьких историй вырос целый городок, получивший имя Белоозеро – по имени озера, на берегу которого он стоял. Кто-то обходил Белоозеро за тридевять земель, сжимая побелевшими пальцами обереги и беспрестанно бормоча охранные заговоры, другие приходили в него проверить собственную храбрость или выиграть спор. Приближенные князя как не одобрили его решение, так и продолжали уговаривать Мудра спалить змеиное гнездо. Но князь всех недовольных отослал на границы со степями кочевников-аваров, а Белоозеро так никуда и не делось.
Тына у него и вправду не было. Ничего не было, что отделяло бы разномастные избы от буйно разросшихся трав и дремучего леса.
Путники пришли к городу на закате. Солнце полированной монеткой лежало на заснеженных вершинах далеких скал. Его теплые ярко-рыжие лучи проходили сквозь ветви молодых елей и ложились на луга золотым кружевом. По просторам гулял бродяга-ветер, ероша разноцветные макушки трав. Он нагонял волны, как будто вообразил, что на самом деле это море. Настоящее же море скрывалось за Белыми горами. Оно звалось Беспокойным и не бывало ни ласковым, ни добрым. День и ночь бушевало Беспокойное море, пытаясь разбить вставшие на его пути скалы, да только все зазря.
