– Огневух–х–ха, – зашипел анчутка.
– Не обижу, – мотнула бродяжница головой. – И веник оставлю. Только не мешай.
Зашуршало, раздался цокот маленьких когтей, и анчутка сгинул. Тепло вернулось и мягко обняло тело, расслабляя сведенные судорогой усталости мышцы. Итрида потерла плечо и потянулась за ковшиком.
И невольно задумалась: интересно, чем сейчас занят Болотник?
Глава 32. Тревожные колокола
Оставив Итриду на подворье Кажены Кожемяки, Марий направился в сторону Школы Дейва. В Червене его знали в лицо многие, но одежда охотника и низко надвинутый капюшон подарили дейвасу еще несколько минут в блаженном одиночестве. Меч он обмотал тряпками сразу, как только покинул Кажену и Итриду. Дочка купца настойчиво зазывала погостить и Мария, но он, как мог вежливо, отказался, сославшись на то, что должен встретиться кое с кем.
– Пан Зверобой, неужто вы убегаете от двух очаровательных девушек к кому-то еще более прекрасному? – говоря о девушках, Кажена недвусмысленно подхватила Итриду под локоток, и Марий едва не рассмеялся при виде скорбного лица Огневицы. Она прожигала его таким взглядом, что, вырвавшись наконец из цепких коготков Кожемяки, Марий поспешил оглядеть себя со всех сторон и проверить, не осталось ли на его одежде паленых дыр.
Болотник устало вздохнул и потер лицо рукой, часто моргая и щурясь на разгорающийся рассвет. Видят боги, ему хотелось бы забрать Итриду с собой, но он не мог привести ее в Школу, не проверив, осталось ли от пристанища дейвасов еще хоть что-то. Марий всерьез опасался, что за высокими стенами он может найти не верных соратников, а стаю пирующего на трупах воронья и засилье Опаленных.
При всем том, что хитрая лиса Кажена не вызывала у него ни малейшего доверия, она была лишь человеком. А с человеком в случае чего Итрида справится. И ей сейчас безопаснее схорониться на богатом подворье, чем показаться всему Червену, да еще и в компании с ним.
Ноги сами привели его к знакомым воротам. Марий задрал голову, разглядывая уходящую к небесам ограду, поставленную для защиты горожан от выплесков силы молодых огненосцев. Но кроме того в случае опасности она позволяла легко превратить Школу в маленькую крепость.
Дед Светогора, помнится, приказал разнести эту стену до основания, когда взъелся на огненосцев за отказ убивать по его велению. Стрельцы рьяно взялись за исполнение приказа, но успели лишь надкусить жирный кус пристанища дейвасов прежде, чем князя поглотило горнило войны с аварами. Какое-то время стена так и стояла с проломом, как будто дейвасы надумали сделать вторые ворота рядом с главными. Потом пролом заделали красным камнем, и теперь он алел, словно свежий шрам, посреди стены. Как молчаливое напоминание о том, что князья приходят и уходят, а огневики будут в Беловодье всегда.
Или до тех пор, пока в них будет нужда.
Марий вздохнул, поправил перевязь замаскированного меча и трижды стукнул в маленькое слуховое оконце. Оно открылось, и Мария внимательно оглядели ярко-зеленые глаза, не к месту напомнившие про Ясмену.
– Марий!.. – стражник охнул и пропал из окошка. Тут же загремели засовы, и до Мария донеслись чьи-то голоса, орущие во всю силу: «Болотник вернулся!». Он невольно улыбнулся, снимая капюшон и проводя рукой по взмокшим и прилипшим ко лбу волосам.
Ворота распахнулись неохотно, тяжело, скрипя и ругаясь как старая бабка-ключница. В проход вылетел худой белобрысый парнишка и с нечеловеческой силой стиснул Мария в объятиях. Марий от неожиданности опешил, но потом усмехнулся и встрепал соломенные волосы.
– Полно. Вы что тут, похоронить меня успели? Всего пару месяцев не виделись. К тому же, я постоянно писал Визуну…
– Он боялся, что это не вы, а я верил! Всей душой верил в каждое словечко, – единственный ученик Мария по имени Радмил наконец вспомнил, кто его наставник, и отлепился от охотничьей куртки, шмыгая носом и тут же утирая его рукавом. Марий только закатил глаза: хоть парнишка и жил в Школе уже два года, простецкие повадки из него выбить никак не удавалось. – Пан Визун, кажись, вовсе перестал спать с того дня, как вороны первую весточку про сгоревших принесли. А уж как птица попыталась ему глаза выклевать – и вовсе чуть от злости не задохся. Заперся в светлице своей да только указания из окна и раздавал. – Парнишка перешел на доверительный шепот. – А лицом-то, лицом черен стал, верно, изробился весь…
Радмил и Марий шли через двор Школы. Марий одним ухом слушал ученика, запоминая важное в его рассказе, и одновременно подмечал изменения, коснувшиеся Дома Дейва. Школу назвали так по имени первого огненосца, которому Перкунас вручил искру. От него пошло и прозвище огненных колдунов – дейвасы.
Все – и огневики, и простой люд – носили легкую защиту. Больше никаких расстегнутых до пупа рубах, только дежурные серые кафтаны, вышитые обережными рунами. У каждого был амулет, у некоторых и несколько – для защиты от ворожбы и сглаза. В левой башне Школы, похожей на княжеский терем, располагалась воронятня, и обычно оттуда беспрерывно доносился вороний грай. Сейчас башню плотно окутывала тишина.
– Водяницы помогли. Усыпили мы их, – проследив за взглядом Мария, тихо сказал Радмил. Марий только похлопал его по плечу. Многие дейвасы растили своих воронов чуть не с яйца: мудрые птицы становились друзьями, порой и защитниками. Потеря разом всех воронов была бы очень печальным событием.
– Марий Болотник, тебя ли вижу или морокун какой к нам пробрался? – раздался низкий бас от двери, ведущей в Школу, и Марий усмехнулся при виде медведеподобного Визуна, своего первого помощника, заместителя и правой руки. Левой, вечно носящейся по трактам Беловодья, был Совий Буревестник. Марий одинаково доверял обоим, хотя с Буревестником их связывало нечто гораздо более сложное и застарелое, чем простое подчинение или даже дружба. Но спокойная уверенность Визуна сейчас была ему нужнее.
– Как ни удивительно, но это я.
– Надеюсь, ты принес план, как нам выбраться из того дерьма, которым нежданно-негаданно завалило страну по самые крыши? – Визун крепко пожал руку Марию, тут же вручил Радмилу кипу свитков с наказом отнести в хранилище и потащил Болотника за собой в прохладу и полумрак старого здания.
– Я знаю, кто все устроил, и знаю, как его выманить. Но сначала ты должен меня выслушать.
– Только это нам и осталось, Марий. Говорить и слушать. Никто не понимает, с какой стороны ждать беды, и потому мы говорим, слушаем, не спим уже которую седмицу и совершенно не понимаем, что делать. Рассказывай, что у тебя там. А я поддержу любое твое решение.
* * *
Тревожные колокола забили все как один.
Им полагалось бы закричать своими медными голосами в темноте, когда Навь подбирается так близко, что тени ходят между людей, а сны выбираются из домов и обретают плоть. Но до полуночи было еще далеко: Вельнас едва успел набросить мешок на скатившееся в его владения доверчивое солнце. Последние отблески еще разукрашивали горизонт в розовый и лиловый. Сумерки окутали Червен полупрозрачным покрывалом, смягчив его яркие краски и приглушив нескончаемый рокот голосов. Марий пригубил простой глиняный бокал с терпким вином и отставил его в сторону, сдвинув для того несколько листов с отчетами. Стол был завален сведениями – на коже, бересте, на дешевой серой бумаге и даже на дорогой белой – эти листы ровной стопкой лежали отдельно от остальных. Марий откинулся на спинку стула и потер переносицу. В глаза будто насыпали песка, головная боль уже несколько часов сжимала виски горячими пальцами. Но снадобья пока еще помогали. Можно было бы обратиться к лаумам – сейчас при Школе их было двое, старая наставница и ее юная ученица, которой едва минуло пятнадцать весен – но Марий все откладывал этот визит.
