С трех сторон от набегов Червен защищали горы, а с четвертой противоположный берег Ветлуги перетекал в степи, которые легко просматривались и простреливались на много верст окрест. Защитники города узнавали о приближении незваных гостей задолго до того, как те подбирались к Червену достаточно близко, чтобы суметь навредить. А через земли самовил не сумел еще пройти ни один захватчик, так что и со спины город тоже был защищен.
Неудивительно, что Червен быстро разросся и стал сердцем Беловодья – горячим, ярко-красным, гоняющим по ее жилам-рекам кровь торговли, знаний, ремесел и добычи. А улицы его и впрямь слепили алым непривычный взор.
Вокруг того, первого, Червена не было лесов, зато в изобилии хватало камня, и потому его стены и посад были каменные, не боящиеся пожаров. Когда город разросся, и в него принялись стекаться торговцы, стали и лес сплавлять по Ветлуге. Поначалу дома строили из простого серого камня, но однажды особенно сильный обвал вскрыл тело неприметной скалы недалеко от Червена, и оказалось, что камень в ней – красный. Князь воспринял это совпадение как знак. Красный камень пошел на строительство детинца, храмов и крепостной стены, а остатки его простой люд использовал для укрепления уже собственных изб. Из пригоняемого по Ветлуге леса резали венцы и наличники, столбы и крылечки, легкие и ажурные, словно то и не дерево вовсе было, а кружево. И каждый житель стремился отличиться – расписывал стены и потолок избы огнехвостыми петухами, резвыми лошадками, цветами да ягодами.
Червен был городом богатым и ярким. От земли до коньков крыш столица выглядела как резная шкатулка. По осени же, будто мало было рукотворного великолепия, столицу охватывали пожары. Никто толком не знал, почему именно рябины росли в Червене на каждом углу, и почему именно им так полюбилась каменистая, неприветливая земля, на которой стоял город. Но возле каждого крыльца шелестело резными листьями дерево с серо-зеленой корой. По осени в Червене вспыхивало пламя. Тяжелые гроздья крупных ягод были похожи на головной убор невесты. Оранжевые с красным огоньки перемежались с хрупкими бордовыми листьями. Рябины опускали тяжелые ветви на крыши домов, сливаясь с ними в единый костер. Венки из рябиновых ягод украшали червенских невест. Вышивка красовалась на оберегах и полах одежды. Сушеные ягоды, зашитые в мешочек, давали матери детям, отправляющимся в дальний путь, а рябиновая настойка на меду была главным напитком на праздничном столе.
Каждый раз, попадая в Червен, Марий боялся ослепнуть. Этот город казался ему ярмарочной девицей, размалеванной сурьмой и румянами, крикливой, шумной, цветастой и вульгарной. Он с радостью поселился бы в светлой простецкой Каменке, да хоть и на чердаке «Золотой ладьи». Но Школа Дейва стояла в столице, и раз за разом Марию приходилось возвращаться в Красный город.
Лодка Кажены мягко ткнулась носом в песок и закачалась на речной глади. Итрида привстала, чтобы выскочить на берег и размять ноги, но Кажена придержала ее за руку.
– Не спеши. Сейчас чернецы вытянут лодку повыше и помогут нам выйти.
– Я не дочь купца, а бродяжница с тракта. Мне не нужно подавать ручку на каждом шагу.
Итрида перемахнула край лодки и с наслаждением потянулась. С Ветлуги дул холодный ветер. Солнце было все еще по-летнему теплым, и лицо Итриды слегка горело, поэтому бродяжница с наслаждением повернулась в сторону реки, остужая горячую кожу. За ее спиной по специально поднесенным досочкам степенно ступала Кажена. Дочь купца подошла к Итриде и встала рядом с ней, спрятав руки в широкие рукава.
– Прости, Итрида. У меня и в мыслях не было тебя обидеть. Я веду себя с тобой так, как привыкла обращаться с женщинами, но все забываю, что ты иная. Обещаю, что отныне не буду пытаться указывать тебе, что делать. Ведь я хочу, чтобы ты стала моей гостьей, а не врагом.
Гостьей. Не другом.
Кажена была осторожна в словах, как лисица. Не спешила панибратствовать с бродяжницей, но собиралась связать ее узами гостеприимства. Итрида скрыла усмешку и склонила голову, принимая извинение Кажены.
Стражи на пристани внимательно просмотрели бумаги Кажены. Приняли от нее плату за вход в город – ровно столько, сколько значилось в княжеском указе, и ни монеткой больше – и вернулись к своим постам. Маленькая процессия направилась к воротам Червена. При мысли о том, что вот-вот увидит сказочный Красный город, у Итриды засосало под ложечкой. Она с надеждой глянула на Мария, но дейвас был хмур и молчалив. Он смотрел на город как на нечто, что было ему глубоко неприятно.
Но все мысли о чувствах дейваса вылетели из головы Итриды, когда перед ними распахнулись ворота, и Червен обрушился на нее красками, шумом и толчеей. Итрида застыла, совсем по-детски открыв рот. На ее щеках вспыхнул румянец как у простой девки, увидавшей красивого парня. И, пожалуй, именно так себя чувствовала Итрида. Она влюбилась с первого вздоха – но не в человека, а в город.
* * *
В Каменке у семьи Кожемяк был добротный терем в два этажа. Макушку его украшали флюгера с красными петухами, которые защищали добро от пожаров. В небольшом городке терем смотрелся броско и был хорошо заметен среди низкорослых изб простых горожан. В Червене терем был такой же, вот только окружали его не менее богатые дома: даже одноэтажные, они смотрелись важно и дорого.
Кажена по пути объяснила, что на Рябиновой улице издавна селились только обеспеченные горожане. В голосе дочери купца проскальзывала гордость за свою семью, и Итрида волей-неволей улыбалась, слушая девушку. От рассказов Кажены перед глазами так и вставали образы кораблей с драгоценным грузом тканей, пряностей и мехов, разрезающих острыми носами синие с белыми барашками волны. Или иных, ходящих под парусом, вышитым заклинаниями для защиты от нечисти, притаившейся в песках – шеххские корабли пересекали пустыни, а не водную гладь. Ловкие торгаши с диковинными амулетами из костей и зубов навий. Алхимики с руками, с которых не сходили ожоги и пятна от чернил. Итрида почти завидовала Кажене, которая за свой недлинный век повстречала так много диковинок, сколько Огневице и не снилось.
Но когда Кажена споткнулась на полуслове, рассказывая о том, как своими глазами видела караальского посла на расстоянии вытянутой руки, Итрида насторожилась.
– В чем дело?
Дочь купца передернула плечиками под льняным сарафаном и рвано огладила темную косу, переброшенную на грудь.
– В мире так много всего интересного… Я бы хотела своими глазами увидеть города шеххов и огромных белых китов караальских холодных морей, промчаться на степняцком коне по полю цветущего вереска, а потом пить забродившее молоко кобылиц и плясать под шаманский кудес. Хотела бы встать у руля корабля – неважно, сухопутного или морского. Хотела бы так много… Наше Беловодье полно тайн, но оно – лишь шкатулка в казне целого мира.
– Ты молода, богата и красива, – заметила Итрида. – Разве этого недостаточно, чтобы выбраться из шкатулки?
Кажена притенила глаза короткими густыми ресницами, тщательно пряча взгляд.
– Не думаю, что супруг позволит мне такие вольности. Батюшка сговорил меня зимой. По осени будет свадьба.
