– Мы в самом деле направляемся в Червен: поспорили с пани Итридой, кто больше денег просадит на ярмарке в честь Солнцестояния. Как думаете, пани Кажена, кто победит?
Кажена вернула Марию сладкую улыбку и легонько коснулась его руки.
– При всех ее достоинствах Итрида вряд ли понимает размах Солнечной ярмарки. А вот ваша одежда сделана явно не из тех тканей, что шьют в Беловодье. Земляная кожа и красители из Саркела… Такую ковку застежек любят шеххи – отец рассказывал, что они взяли за образец строение клыков песчаных червей. Я слыхала, у некоторых тварей их больше сотни, – Кажена придвинулась еще на шажок и пробежала пальцами по железным вставкам на рукавах куртки Мария. Болотник продолжал лениво улыбаться, но в зеленых глазах дейваса промелькнуло удивление. Кажена рассмеялась, опустила руку и отступила.
– Право, пан Зверобой, не стоит так удивляться. Мой отец – купец, и не из последних. А я хорошо умею слушать. И еще лучше – учиться.
– Красивая умная женщина – редкая драгоценность. Скажите, пани Кажена, вы, случаем, не знакомы с лаумой по имени Мирослава Жизнелюба? – Марий продолжал пристально смотреть на Кажену, а она поглаживала косу, улыбаясь ему и розовея румянцем на нежных щеках.
Итриде вдруг захотелось вырвать эту гладкую косу с корнем.
– Она иногда гостит в доме моего батюшки. А почему вы спрашиваете?
– Я несколько раз видел ее издалека. У вас одинаковая походка и осанка. Она тоже давала вам уроки?
Кажена польщенно опустила ресницы.
– Приятно, что мужчина способен разглядеть такие тонкости. Панна Мирослава и впрямь кое-чему меня обучила. Хотите, расскажу?
– Я бы с радостью послушал вас, пани, но нам с пани Итридой хотелось бы попасть в Червен до начала торгов.
– Ваш конь захромал, а значит, вам придется искать перемену. Вы потеряете время. Я могу предложить вам кое-что, но прежде хотела бы перекусить. Прошу, откушайте вместе со мной. Отказа я не приму!
Кажена повернулась к Итриде и Марию спиной, не дожидаясь их ответа, и подала знак своим людям. Они быстро расстелили в теньке ковры и набросали подушек. Расставили по серой ткани, вышитой красной и синей ниткой обережных рун, кувшины с водой и мисочки со сладостями: орешками в меду, засахаренной клюквой, золотистыми крендельками и баранками.
– Люблю путешествовать с удобствами, знаете ли, – Кажена изящно опустилась на ковер и поманила путников рукой.
– Я посмотрю, как там лошади, – хмуро сказала Итрида. Болотник только кивнул и последовал за Каженой. Итрида не слышала, о чем они говорили, да и не прислушивалась. Она не умела играть в эти игры, зато глава Школы Дейва, должно быть, счел их детской шалостью…
– Тише, тише, – золотистый конь заплясал, вставая на задние ноги, когда Итрида приблизилась к нему, но тут же споткнулся и едва не упал. Поднял морду к небесам и снова жалобно заржал. Огневица вытащила из кармана просоленную краюху хлеба и показала лошади. Ее черный приятель с интересом вытянул морду и принюхался, а потом боком, как играющая кошка, пошел к Итриде, но она отпихнула его наглую морду в сторону. Впрочем, тут же разломила краюху пополам и отдала половину чернявому. Чем-то они с Марием были похожи – оба высоченные, красивые и наглые. Ее собственный скакун отбежал на пару шагов в сторону и замер. Черный сжевал хлеб в два счета, обнюхал пустую ладонь девушки и фыркнул в нее теплым воздухом. Потом потянулся ко второму куску, но она снова оттолкнула его и погрозила пальцем:
– Делиться надо, особенно с друзьями.
Конь встряхнул гривой, но будто бы понял Итриду и отошел. Склонил голову к сочной траве, сорвал несколько головок клевера и принялся лениво их пережевывать. Итрида маленькими шажками, держа хлеб на раскрытой ладони, двинулась к раненому скакуну. Он, мелко дрожа, косил на нее коричневым глазом. Она неотрывно смотрела на зверя и продолжала приближаться к нему, пока не ощутила на ладони его горячее дыхание. Конь, совсем как его приятель, вытянул морду и обнюхал хлеб. Потом аккуратно, одними губами, снял его с руки девушки. Она, осмелев, коснулась гладкой шкуры, обошла скакуна и нагнулась к копыту, тихонько уговаривая коня потерпеть и не лягаться.
В копыте застрял мелкий камушек. Крошечный осколок торчал, словно сломанный зуб из десны, и золотистый скакун жалобно заржал и дернул ногой, едва не вырвавшись из рук Итриды. Она придержала пострадавшее копыто одной рукой, а другой потянула тонкий кинжал, заменивший ее любимые листовидные клинки с желобком для яда. Впрочем, сейчас именно такое оружие пригодилось как нельзя кстати. Камешек поддался легко, но конь вскрикнул от боли, когда Итриде удалось выковырять его из копыта, и вырвался из ее хватки. Она едва сумела уклониться от удара копытом. Конек, прихрамывая, отбежал к приятелю.
– Итрида, ты заделалась лошадницей? – голос Кажены звучал насмешливо, но Итрида пропустила издевку мимо ушей.
– Мой конь захромал, а ты, как вижу, предпочитаешь возить с собой прислужников лишь собственного удовольствия ради, – сухо отозвалась она.
– Ну почему же? Есть у меня и конюх, но ты не попросила, а я не стала навязываться. Зато твой друг просить умеет. Я подвезу вас до Червена. А еще приглашаю вас побыть моими гостями. Страсть как хочется послушать, как же вы повстречались с паном Миром – сам он лишь улыбается, но рассказывать не хочет, говорит, у тебя лучше получится.
Итрида посмотрела на Мария. Он едва заметно кивнул, заставляя ее принять приглашение Кожемяки. «Тебе придется все мне объяснить», – мысленно прорычала Итрида, и Марий опустил ресницы, принимая ее условие.
– Что ж… Не уверена, что глумец из меня выйдет лучше, чем из пана Мира, но предложение твое принимаю.
Глава 31. Червен
Червен неспроста звался Красным городом.
За его спиной синели Белые горы, названные так из-за пышных снежных шуб, укрывающих их почти по пояс. В Беловодье знали: в Белых горах живут снежные духи, которые спят с весны до осени, а с конца листопада пробуждаются и выметают из мира тепло и зелень, готовя его к приходу зимы. Кто-то поговаривал, мол, эти духи на самом деле – ветры, которыми управляют самовилы. Им возражали, что нет у крылатых такой силы, чтобы насылать снега на все Беловодье на несколько долгих месяцев. У ветров были имена – Ябаган, Духалган и Хиялган, и были они братьями. В листопад приходил младший брат Ябаган. В грудень – средний, Духалган. И в первые дни студеня просыпался старший, Хиялган, самый злой и грозный брат.
У подножия Белых гор река Ветлуга, главная кормилица и дорога Беловодья, изгибалась, словно тетива натянутого лука. В этом месте берег выступал далеко вперед, похожий на волну, которая выплеснулась когда-то из толщи гор, да так и застыла на взлете, обратившись камнем. На гребне этой волны далекий предок нынешнего князя Светогора Миролюба сотни лет назад заложил первый камень Червена. Город рос и тянулся в небеса красными крышами, серебряными и медными куполами и железными вертушками – караальской диковинкой, полюбившейся воленцам. Караалы называли их флюгерами.
