От запаха Миши не кружится голова, сердце не грохочет на вылет, а ноги не подкашиваются, лишаясь опоры.
— Софа… — вдыхает запах моих волос. — Я ужасно соскучился… Ты так и не пришла тем вечером. Я волновался.
Сглатываю.
Я не обнимаю Мишу в ответ.
Между нами всё кончено.
Как сказать ему об этом?
Надо оттолкнуть. Нагрубить. Прогнать!
Он находится в опасности. Теперь я — собственность опасного человека. Меня трогать — рискованно для жизни.
Асадов, если узнает, не пощадит. Он ведь уже наверно внёс предоплату.
Я грубо отталкиваю Мишу от себя. Не хочу, чтобы он пострадал.
— Уходи! Зачем ты пришел, Миша! — всхлипываю, оглядываясь по сторонам, заодно и прислушиваюсь к шуму снаружи комнаты. — Тебе нельзя здесь находится. — Я толкаю парня. Толкаю обратно к окну, но он и не шелохнётся. Всматриваюсь в его лицо, он лишь хмурится. Радость мгновенная исчезает с симпатичного лица молодого светловолосого парня.
— Не уйду. Я пришёл за тобой. Я соскучился… — он ко мне руки тянет, но я отпрыгиваю в сторону двери, соблюдаю дистанцию.
— Не надо, Миш… — не могу сдержаться, слёзы опять брызнули из глаз. — Не надо меня трогать. Я… в общем… я замуж выхожу. Через два дня.
Он замирает как неживой. Кулаки с хрустом сжимает.
— Что? З-замуж?
Киваю.
— Мать меня продала. Кариму Асадову. Он страшный человек… Если ты меня тронешь… — закрываю рот ладонью, сдерживая хриплый стон, — он убьёт тебя. Так что уходи. Мы больше не должны видеться. Я скоро уеду. Буду с ним жить.
Казалось бы, Миша не верит моим словам. По выражению лица, будто думает, что я лунатик. Или просто брежу во сне.
— Асадову? М-млять! Плохо дело.
И злится, хватаясь за голову.
— У-хо-ди, — больше не могу говорить. Я на грани срыва.
— Любишь его?
Он делает шаг вперёд, а я назад. Пока спиной в стену не упираюсь.
Молчу.
— Любишь? — уже настойчивей, голос повышает.
— Не кричи! Прошу. Они услышат…
— Ты бледная. Похудела. Ты сама на себя не похожа, София. Выглядишь как после болезни.
Я думаю бесполезно играть, выкрикивая глупые речи и врать, что да… я люблю его, а ты мне Миша больше не нужен. Разлюбила. И не любила никогда. Мне просто с тобой весело было.
Он всё понял, глядя на мой внешний вид.
Обманывать бесполезно — не поверит.
— Заставили, да? Как сестёр твоих!
Он набрасывается на меня, адски крепко обнимает. Я начинаю отбиваться, бьюсь в его тисках как раненная птица с перебитыми крыльями… Не могу взять себя в руки. Не могу сдержаться. Рваные всхлипы выплёскиваются наружу вместе с жалобными стонами.
— Д-да…
— Девочка моя! — Миша обхватывает мои мокрые щёки ладонями. Его глаза дикие, они лихорадочно бегают по моему лицу. В них ярость кипит. Зрачки сильно расширены. Черные, как мазута. — Бежим! Немедленно! Прямо сейчас! — шипит, стараясь не кричать.
— Спятил? — у меня ноги подкашиваются. Я их больше не чувствую.
— Давай, собирай вещи. Бери всё самое необходимое. Я увезу тебя. Ты только моя! Решайся. Если не сейчас, то больше никогда.
Миша отпускает меня, отходит назад.
Я зажмуриваю глаза. Дышу ртом.
Очень сложный момент.
Проходит десять секунд. Двадцать.
Я на эмоциях. Открываю глаза и хрипло отвечаю:
— Хорошо. Бежим.
Надеюсь, я не буду об этом жалеть.
* * *
От паники болит голова. Я мечусь из одного угла комнаты в другой. Не знаю, что с собой взять, не представляю на что мы будем жить с Мишкой.
— Софа, успокойся, успокойся, — Миша с волнением наблюдает за моими метаниями. А я себя в руки не могу никак взять. Слёзная пелена слепит глаза, с трудом в пространстве ориентируюсь. — Спокойно, не суетись. Всё будет хорошо. Что мне сделать для тебя? Как помочь?
— Сейчас, я соберусь. Пока трудно мысли собрать воедино. В голове столько вопросов… Надо дух перевести.
Я сажусь на кровать, закрываю глаза. Минуту вот так вот просто сижу, продумывая дальнейшие действия. Миша на колени передо мной опускается, ладошки мои в свои руки заворачивает, шепчет:
— Верь мне. У нас всё с тобой будет хорошо. Я буду стараться. Я накопил немного денег. У меня есть одна идея… Некоторое время мы можем пожить за городом у моего очень хорошего друга. В тихом поселке, вдали от суеты. Там нас точно никто искать не будет. Это место на карте даже не обозначено. Ехать до него чуть больше трёх часов. Одевайся потеплей. На байке поедем. Я увезу тебя из этого сумасшедшего дома и не позволю никому причинить тебе боль, девочка моя.
Жить в деревне, среди коров и навоза… честно такая себе идея, наверно. Мне будет нелегко. Но не легче, чем, когда меня насильно выдадут замуж за нелюбимого. Властного. Чёрствого. Ледяного монстра.
Всхлипнув, я послушно киваю, распахивая глаза, глядя в его улыбающееся лицо. У Миши красивые серо-голубые глаза, светлые волосы, курносый нос. Он очень милый и симпатичный. У него небрежная причёска, волосы средней длины, она мне кажется сексуальной. Миша выше меня на полголовы. Он не худой, немного подкаченный. Спортом занимается, посещает спортзал.
— Хорошо, Миш. Попробуем, — слабым голосом молвлю я, поднимаюсь на ноги, иду к шкафу. Распахиваю дверцы, беру рюкзак, складываю туда кое-какие вещи. Те, что понадобятся на первое время.
А дальше?
Будет видно.
Я с отчаянием смотрю на все свои наряды. Я их так сильно люблю, но не могу взять всё. Это очень дорогие вещи. Некоторые шились на заказ знаменитыми дизайнерами и стоят приличных денег. Миша такие деньги наверно за месяц зарабатывает. Одно моё платье — одна зарплата садовника. Ну ведь не в деньгах счастье?
Вздохнув, я кладу в рюкзак более практичные вещи. А мою коллекцию изысканных платьев пусть носят мои сёстры. Их, похоже, устраивает жизнь безвольных кукол.
Я ещё раз обвожу взглядом родную и любимую комнату. Прощаюсь с ней навсегда. А потом вдруг вспоминаю о драгоценностях. Иду к комоду с бижутерией, открываю его, сгребаю руками все свои серьги, колье, браслеты, даже заколки, инкрустированные драгоценными камнями, отправляю их туда же в рюкзак.
Этого нам точно на год хватит, даже больше. Чтобы жить, не работая.
Миша отворачивается, я быстро надеваю на себя спортивный костюм и кеды. Скоро все закончится. Надо всего лишь пережить эту ночь. Асадов не получит мою невинность! Когда мы окажемся наедине с Мишей я отдам себя ему. На зло всем. Маме, папе, Кариму. Пусть знают, что не все подчиняются их диктаторской воле. Я первой из сестер выражу протест. Потому что рабство отменили ещё двести лет назад.
