И он еще успел быстро коснуться моих губ, отрываясь, отходя в сторону. И потом, когда я одевалась, он стоял за дверью вместе с Аликом и ждал. А когда я вышла, завязывая резинку на косе, подал мне левую руку. Алик бесконечно что-то рассказывал, Антон отвечал ему, а я шла рядом, молчала и думала, что сейчас я — часть их семьи, что он не боится демонстрировать сыну наши отношения, что… он вот так меня и в столовую поведет? И Свят, и мальчишки, и Людмила Ивановна, и даже Семеныч узнают, что…
— Антон! — позвала тихонько уже у самого порога, когда Алик вырвался вперед.
Он обернулся.
— Что, малышка?
Это так интимно, так нежно прозвучало, что меня буквально волной любви и благодарности к нему захлестнуло — мне была нужна ласка от него, и он ее давал! Мне нужно было ощущение заботы, участия ко мне — и он беспокоился, заботился, переживал! И я ему нужна! А он такой потрясающий, такой замечательный, такой…
— Антон… — как леденец перекатывала на языке его имя, наслаждалась самими звуками, пробовала его на вкус. — Я…
— Еще раз услышу от тебя вот это твое "А-антон", и придется обратно в спальню вернутся, — пошутил он. А-а-а, хотя, нет! Наверное, не пошутил! Во всяком случае взгляд был серьезен, и вертикальная складочка между черных бровей только подчеркивала отсутствие шутки в его словах!
А мне совершенно не хотелось его расстраивать или раздражать!
— Прости! Я не буду больше! Я просто хотела сказать… — затараторила, заглядывая сбоку в глаза, но он не дал договорить, перебил, захохотав.
— Агния! Ты что! Я ж пошутил! Мне о-очень нравится, как ты с придыханием, со страстью мое имя произносишь! Очень! Это я к тому, что на меня мое имя в твоем исполнении, как красная тряпка на быка, действует! Но я буду очень стараться держать себя в руках!
— Ан… То есть, я хотела сказать, что не нужно, наверное, меня за руку держать! Мальчишки же увидят, Свят, Людмила Ивановна, в конце концов! — руку все-таки вырвала и, чуть опередив его, вышла на крыльцо.
Только он почему-то за мной не пошел. Может быть, передумал идти завтракать — но Алик-то уже к столовой подбегал! Обернулась, приоткрыв по инерции закрывающуюся входную дверь. Антон стоял буквально на входе и его вид мне не понравился! Он явно злился!
— Что случилось? — робко пролепетала я.
— Давай сразу определимся. Если для тебя наши отношения неприемлемы, если ты хочешь просто хорошо покувыркаться со мной ночью, то я отказываться не буду — без проблем, оставим в тайне, будем на людях избегать друг друга. Я понимаю, ты — молодая, красивая девушка, возможно, я не совсем подхожу тебе…
— Нет!
— …Возможно так просто с твоей стороны получилось — ночь, мужик, неожиданно захотелось секса…
— Да нет же, Антон!
— …Возможно, завтра ты и не вспомнишь о каком-то старике, который…
Он совершенно не слушал меня! И продолжал-продолжал говорить гадости! Но я отчетливо слышала в его словах обиду! И понимала только одно — то, что он хочет показать всем, что мы вместе! Что для него это важно! Ну, а мне-то другого и не нужно было! Не придумав ничего лучше, чтобы закрыть ему рот, я распахнула входную дверь, шагнула обратно в дом, прижалась к нему, обнимая за талию и поцеловала.
И время остановилось снова. И снова исчезли звуки в окружающем мире. И только, словно издалека, со стороны столовой доносились свист, улюлюканье и восторженные крики мальчишек…
Что-то ем, не замечая ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Отвечаю на вопросы улыбающегося Свята, не зная даже попадаю ли в тему или нет, но больше просто слушаю их разговор с Антоном, не слыша ни единого слова! Мучает мысль, что в таком рассеянном состоянии я за Аликом смотреть не смогу! Но Антон зачем-то продлевает мою блаженную агонию — поручает поиграть с сыном самым младшим своим подопечным и они, довольные отменой тренировки, а может, доверием, оказанным Великим Буддой, как без всякой насмешки называют дети Антона, убегают.
Вот чего я сегодня такая пришибленная? Вот что со мной такое происходит? Ну, подумаешь, провела ночь с мужчиной! У каждой девушки рано или поздно такое случалось! Вот Вероника еще года три назад рассказывала о своем первом разе и особенных каких-то восторгов не испытывала! А я сижу сейчас в двадцати сантиметрах от него и сосредоточиться не могу! Мысли в кучу собрать не получается!
А может, это любовь? Может, она такая и бывает? Может, я просто люблю Антона Радулова? За что? За то, что доставил мне удовольствие ночью? Или… Словно холодной водой из ведра меня приводит в чувство четкая и ясная мысль — просто в первый вечер увидела его и полюбила! А разве такого можно не полюбить? Разве это реально?
— Пойдем, проводишь меня? — он накрывает ладонью мою руку вместе с вилкой, которой я вяло ковыряюсь в омлете.
— К-куда? — от его прикосновения, не иначе, я, наконец-то, прихожу в себя.
— Я объясню. Точнее, я повторю, — смеется он. И ведет за руку на глазах у Свята, у Людмилы Ивановны, возящейся за кухонным столом с тестом!
И уже у машины заглядывает в глаза и произносит:
— Я сейчас в Москву — решать вопрос с продажей квартиры. А ты соберешь вещи… Тебе Вероника звонила?
Точно! Я, бессовестная, забыла совершенно об этом! Она же звонила, как и каждый день, а то и по нескольку раз в день, снова жаловалась на Захара, плакала даже, но потом успокоилась и попросила передать одежду — у нас размер один, а ей домой не добраться, потому что оставлять его одного не хочет. Меня поражала Вероника — такое поведение было ей не свойственно! Да, она была доброй девушкой, хорошим человеком, но чтобы такое вот самопожертвование, чтобы в ущерб своим привычкам, своему комфорту, просто сидеть у постели обездвиженного парня! Такое еще пару недель назад я даже представить в связи с Вероникой не могла!
Я не стала задавать Антону вопросов — уже то, что он мне все объяснил, рассказал, куда и зачем едет — как знак доверия, как знак серьезности намерений с его стороны! А подробности я расспрошу сегодня, когда он вернется, когда, как раз, немного успокоюсь, приведу в порядок свои чувства и мысли!
И что удивительно, я снова испытываю эйфорию, чувство непередаваемого удовольствия, когда он целует на прощание… Потому, наверное, что верю — вечером он вернется, вечером мы увидимся снова! И будет еще одна ночь! И будет счастье! И я люблю… И он будет меня любить! По-другому ведь быть не может! Мы — две половинки одного целого! Мы суждены друг другу…
… — Очередная деревенская простушка — миленькая, простенькая, с косичкой… О-о-о! И даже, что удивительно, цвет глаз всегда один и тот же — голубой! Мой благоверный-неверный себе не изменяет! Хоть бы разочек поймать в его койке жгучую брюнетку или платиновую блондинку! Так нет же — коса и коровьи глазищи с поволокой! Потрудись объяснить, милочка, почему ты сейчас спишь в постели моего мужа?
Я укладывала Алика, сейчас от криков Лианы Радуловой проснувшегося и испуганно жавшегося ко мне. Укладывала и задремала. Думала, только прикрою на минуточку глаза, а потом открою и пойду на кухню, как вчера, ждать Антона, греть ужин, который приготовила сама с небольшой помощью сердобольной Людмилы Ивановны. Но открыла глаза… А надо мною стоит она!
