Сплетаясь языком с его. Со стоном откидываясь на подушки, когда он втягивает его в себя, проводит по всей длине своим языком, заставляя во всем теле вспыхивать жалящие, невыносимые огни.
Притягивая его к себе за волосы. Ближе. Еще ближе. Так, чтобы намртво. Чтобы уже не оторваться. И не отрвать.
Чувствуя, собственную неуемную жажду. Как будто в горле давно все пересохло, а внутри растрескалось. Как в пустыне. Под палящим солцем. Или в безжалостном огне.
И только он. Только он способен утолить эту дикую жажду. Вдохнуть жизнь. Вернуть мне саму себя.
Стону и прикусываю губы, когда он отпускает мой рот.
Мне мало. Мне так мало! Мне нужно еще!
Но он спускается губами ниже.
Обхватывает каждый миллиметр моего тела. По шее. По груди. По выпирающим ребрам и по животу.
Втягивая кожу губами. Прикусывая. Тут же зализывая и снова жадно втягивая. Покрывая меня всю. Собой.
И каждое его касание оставляет следы сильнее, чем тот огонь. Они горят. Горят у меня внутри. Горят настоящим пламенем! Которого уже не погасить. Никогда ничем не вытравить!
— Бадрид…
Приподнимаюсь на подушке, расширенными глазами глядя, как он рывком раздвигает мои бедра, продолжая неистово опускаться поцелуями вниз.
Пытаюсь остановить, но он только придавливает мои распахнутые бедра сильнее к кровати
С жадным рычанием втягивает до помутнения рассудка пульсирующую плоть клитора.
Всасывает в себя, продолжая руками накрывать мои груди.
Выкручивая заострившиеся до боли соски.
Хрипло выдыхая прямо мне внутрь. Опаляя нежную, такую сочащуюся влагой, дрожащую под его губами плоть горячим дыханием.
И по всему телу проносятся дикие вспышки.
Позвоночник выкручивает, заставляя меня изгибаться в спине почти пополам.
Забываю о стыде. Обо всем забываю, распахиваясь перед ним еще сильнее.
Со стоном, с криком впиваюсь зубами в свои дрожащие губы.
А он продолжает терзать. Так же голодно, бешено, дико, как и когда накидывался на мои губы.
Опускается ниже, скользя прижатым шершавым языком по моим складочкам. Втягивая в себя. Ударами тока проводя по нежной плоти самым кончиком языка.
Заставляя меня забывать собствнное имя. Задыхаться. Орать.
— Мари, — хрипло выдыхает прямо мне внутрь. — Я люблю тебя, Мари. Я весь твой. Весь. До самой смерти. И даже за ее гранью. Твой!
Вбивается языком мне в лоно, прижимая дергающий клитор руками.
И я не выдерживаю. Ору. Ору, изгибаясь так, как тело изгибаться неспособно.
Ору, выкрикивая его имя. Со вспышками перед глазами.
А он не останавливается. Продолжает толкаться языком, высасывая из меня брызнувшую влагу.
Поднимаясь выше. Снова прикусывая истерзанный трепещущий узелок клитора.
Отодвигаясь, чтобы чуть подуть на него, и снова втягивая в себя со всей мощью. Вгрызаясь. Даря запредельное наслаждение, которое бьет по всем оголенным нервам, заставляя меня снова и снова подскакивать на постели.
Метаться. Глухо стонать. Закусывать губы и снова и снова до хрипоты орать его имя.
Прижимает все между ног руками, поднимаясь выше. К животу. К груди.
Прикусывая и зализывая ноющие соски.
Покрывая шею. Оставляя на ней свои отметки. Клеймя. Подчиняя. Сводя с ума.
Его лицо оказывается над моим, и меня снова бьет током, когда я вижу этот дикой блеск в его глазах.
Он накрывает мокрыми губами мой рот.
Впечатывая мой вкус. Вбиваясь почти в самое горло. Не замедляя ни на миг движений пальцев, которые уже внутри меня. Выбивая новые и новые стоны, которые он пожирает. Поглощает с хриплым рычанием.
— Мари… Моя Мари…
Выдыхает мне в рот, резко вдалбдиваясь на полную мощность.
На всю длину. Растягивая узкое лоно.
Так сильно, что я чуствую каждую его дико пульсирующую вену.
На миг замирает, пронзая меня взглядом. Ударяя им в самое нутро. В самую душу. Вонзаясь и так. На максимум вонзаясь.
И почему мне сейчас кажется, что не только он? Что я точно так же вхожу сейчас в него. В самую глубь. Так жадно. Так тесно. Так обжигающе.
— Не больно?
Он с диким напряжением смотрит мне в глаза.
Поглощая каждую эмоцию, каждую малейшую грань. Глядя прямо мне в душу.
Больно, Бадрид. Больно. Уже было так больно, что и не вздохнуть.
А сейчас и дико страшно. Потому что впускаю тебя. Впускаю насквозь. И отдаюсь так, как никогда не отдавалась!
— Нет. Продолжай! Не останавливайся, — шепчу в его открытые губы, обжигаясь от нового прикосновения.
И его поцелуй. Тягучий. Мучительный. Такой долгий и такой сладкий говорит мне о том, что я не одна. Не одна я сейчас лечу на всей скорости в эту пропасть. Нас двое. Мы вместе. Вместе сейчас летим. И вместе или обретем рай, либо разкрошимся вдребезги!
И он толкается. Раскачивается во мне.
Медленно. До мучительного блаженства медленно. Выходя на всю длину и погружаясь снова. Не отводя от меня напряженного взгляда, который таки стирает всю мою боль, как чудодейственная мазь.
А после нарастая. Вдалбливаясь жадно. Ударяя внутрь так, что сжимаются соски.
С громкими шлепками. С жадным хлюпаньем влаги.
Продолжая хрипеть мое имя. Под мои тягучие стоны и крик, в котором я срываю голос до хрипоты.
Снова и снова.
До изнеможения.
До судорог, которые накрывают. Проносятся по всему телу жадными спазмами. Захлестывают с головой.
Это не секс. Это большее. Запредельное. Дикое слияние в одно.
Мы будто горим в котле. Расплавляемся. Стираем границы самих себя. Выковываясь в что-то совсем другое. Новое.
Он снова и снова выплескивается в меня мощными струями.
Пронзает меня насквозь моим именем, содрогаясь у меня внутри. Скручивая всю меня новыми судорогами оргазмов.
Не выходит. Так и остается внутри, почти падая на мой лоб своим. Шепча какие-то невероятные нежности.
Наливается силой снова. Требовательно дергается. Пульсирует.
И снова резкие толчки. И мои судороги. И наши рваные хрипы.
До полного помутнения рассудка. До сорванного голоса. До окончательного изнеможения.
— Бадрид.
Мы так и лежим, прижавшись.
Его руки охватывают меня, заворачивая, как в одеяло. Пряча и закрывая от всего мира.
