Сила. Сила, но блядь, неживая! Мертвая! И ради чего?
Бабок? Власти? Статуса и репутации?
Но и они. Такие же неживые. Такие же мертвые!
Только сейчас. Только сейчас вижу. Ясно понимаю. Так ясно, что режет глаза. Как безумно яркий свет в полумраке.
Мы же не живем! Мы же как в склепе. Покойники, что решают такие же покойничьи мертвые дела.
А она…
Она единственная живая! Настоящая! С одного взгляда ее, эту жизнь, настоящую, истинную во мне пробудила!
И, мать вашу, да! Да и тысячу раз!
Это больнее, чем удары, которыми меня Верминский колошматил.
Это, блядь, в сто раз хуже, чем та гребанная пустыня, из которой надо было выбраться!
Это чувства. То, что с детства привык в себе вытравливать.
Иначе сломаешься. Дашь слабину. Сдохнешь.
Но, блядь, это единственное, что способно заставить чувствовать себя живым!
— Прости меня, — едва выдыхаю, падая лбом на ее бледный лоб.
— Прости, любимая. Слишком долго. Слишком долго я дрался с призраками, которые ничего не стоили! Слишком долго не понимал, что ломаю годами наработанное, что считал благом! И что ничего не стоило!
— Бадрид…
— Уйди, Ирма. Просто уйди.
Опускаю пистолет.
Да. В этой ярости я готов был пристрелить не только Гедеона. Всех. Каждого. Кто видел. Кто мог. Но ни хера не удержал!
Но только я. Только я виновен во всем по-настоящему!
И теперь. Когда ее локоны разметались по земле, а лицо покрылось смертельно бледной коркой, я никого. Никого не прощу! И больше всего самого себя!
— Мари!
Единственное, что рвется хрипом из глотки.
Если ты меня слышишь. Если ты и правда любила. Тем, истинным чувством, которое пожирает меня изнутри. Плавит и выкручивает конечности. Тогда ты знаешь. Ты знаешь! Ничего нет сильнее этого яда! Этого безумия! Оно выше. Оно сильнее смерти. Сильнее, мать твою, всего, что есть на этом поганом свете!
И тогда ты меня слышишь! Даже если перешла за грань! Слышишь! Потому что иначе невозможно! Слышишь и вернешься!
Потому что все. Все вокруг ненастоящее! Кроме единственного. Того, что только и может сделать нас обоих живыми!
— Маааааарииииииии!
И я землю жрать готов ради того, чтобы ты ко мне вернулась! Чтобы снова просто распахнула глаза!
Ты знаешь. Ты слышишь. Ведь твое сердце все еще бьется!
И не надо слов! Они все слишком ничтожны! Слишком мелки! Ты слышишь гораздо больше, чем я мог бы тебе сказать!
Маленькая моя. Родная. Нежная.
Обхватываю ее бессильно упавшую ладошку. Прижимаю туда, где рвано лупит о ребра так, что разнесет их на хрен на клочки!
Вот это. Это больше слов. Больше всего!
Ты услышишь! Только ты и можешь это услышать! Вопреки всему!
Услышать и вернуться! Ко мне. И плевать нам на смерть! Да, Мари!?
Костлявая поймет, что ее удел фиаско. Потому что мы. Мы сильнее. Мы в сто крат сильнее ее скучного черного облика и острой косы!
Но ее сердце не отвечает.
Оно бьется тише. Более глухо…
Нет!
Я! Бадрид Багиров! Не привык сдаваться!
Я не отдам тебя никому! Никогда! Даже против твоей собственной воли! Мари!
И я захлебываюсь криком. Глотаю вязкую землю у твоего лица.
Ты не уйдешь.
Никто. Никто не посмеет отобрать тебя у меня!
Никогда!
Я ведь предупреждал. Когда ты переступила порог этого дома. Что больше ты от меня не уйдешь!
41 Глава41
— Переломов нет.
Я жадно впиваюсь в рентгеновский снимок, но все равно ни хрена не вижу.
Будто песка в глаза насыпали.
До сих пор оглушен. Каждое слово будто колоколом отдается. Гудит в ушах.
Белая палата самой дорогой и хорошей больницы залита ярким светом.
А вокруг меня все та же темнота.
Не на больничной койке я Мари вижу. А там. Все еще там. На земле. Изогнутую. Такую маленькую прямо на земле. Дышащую едва-едва. И… И, блядь, не стонущую!
Вот и сейчас. Она не стонет. Не хрипит. Но и не раскрывает глаз! Ни движения!
— Я разнесу эту больницу в щепки, если ты мне не скажешь, что с ней такое! Мы что? Мало вам денег каждый год выделяем на аппаратуру? Или они списываются в чьи-то карманы, а вместо качественной техники покупаете всякую рухлядь?
.
— Вся техника в идеальном состоянии. Собраны все врачи. Ничего нет, Бадрид Каримович. Сильный удар, серьезный ушиб. Но ни одного перелома. Ни единой трещины. Посмотрим на результаты анализов. Возможно, что-то другое дает такое состояние. Но пока… Ничего не видно. Причин того, что она не пришла до сих пор в сознание нет.
— Это хрень какая-то, — нервно мерю палату шагами. — Как так может быть?
— Все возможно. Опухоль. Еще какие-то причины. Скрытая болезнь. Мы все проверяем. Обследуем весь организм, Бадрид Каримович. Одно пока могу сказать наверняка. Нет переломов. Возможно сильное сотрясение мозга, из-за которого она до сих пор в таком состоянии. Томография не показала ни повреждений мозга, ни отека. Но… Каждый организм реагирует по-своему, индивидуально.
— Авдеев вылетел? Почему так долго?
— Да, он в дороге. Но… Считаю, что необходимости вызывать светило мирового уровня из Швейцарии, просто нет. Еще несколько часов, и будут готовы результаты анализов. Но я уверен. К тому времени девушка должна очнуться. Возможно, это общая слабость… Вызвана сильным стрессом или истощением. В последнее время не было слишком больших физических нагрузок? Возможно, она плохо питалась. Или недосыпала. Такое тоже вполне может привести к такому состоянию…
— Что это значит? Может? Ты еще на кофейной гуще мне погадать предложил бы! Возможно! Ты как ее лечить собираешься? Тоже гаданием? Еще таблички с диагнозами разложи и пальцем ткни наугад! Средние века, ну что за хрень! И не указывай мне! Кого я должен вызывать, а кого нет!
— Бадрид Каримович… Я служу вашей семье с самого вашего детства! Вы же понимаете! Я никогда себе бы не позволил… Ошибки. А про компетентность даже речи не идет! У нас лучшие врачи, а собственную квалификацию я доказывал вам тысячи раз!
— Ее можно переносить?
Глухо спрашиваю, подавляя в себе порыв и правда разнести на хрен тут все до камня.
— Не вижу препятствий. Но я бы не советовал… Пока анализы не будут готовы…
— Плевать мне на твои советы. Коновал ты безрукий. Я ее забираю. Здесь без присмотра не оставлю. Прилетит Авдеев, с техникой в доме у меня еще раз все проверит. И смотри. Закрою на хрен твою богадельню. А советы твои… Советы можешь себе засунуть…
