* * *
Алекса не возвращается, а я не нахожу себе места.
Черт!
Ну договорились же!
Договорились, что не на всю ночь, а на пару часов отлучится!
Отец как в лихорадке.
Подготовка к свадьбе полным ходом.
А она…
Она как будто с катушек слетела в эти последние недели!
Ни разу. Ни разу за все время не ночует дома!
Я уже устала ее прикрывать.
Отвечать родителям из-за двери ее голосом. Прикидываясь усталой и замученной.
Ведь им постоянно! Постоянно, каждую минуту что-то надо!
Спросить, уточнить, в миллионный раз подогнать платье и перебрать украшения! Черт!
Зато Алекса ползает, как полудохлая муха после своих ночных похождений.
Каждый день все сереет и бледнеет еще больше.
Любовь выжигает ее, как червяк. Изнутри.
Не увлеченность. Лихорадка. С ненормальным блеском в глазах и расбухшими, до крови искусанными губами.
— Я люблю его, — выдыхает она, возвращаясь и падая, как камень, на постель. — Люблююююю, Мари! Боже! Чтоб этот Багиров провалился! Я же без него… Я без него просто сдохну!
Только всем наплевать.
Кому объяснишь?
Матери, что светится от счастья и ничего не замечает?
Отцу, который спит и видит, как мы взлетаем на социальный Олимп?
Никому.
Приходится молчать. И прикрывать Алексу, пропадающую каждую ночь.
А что остается?
Пусть хоть напоследок вдохнет своего счастья. Своей жизни. Иначе ее просто запрут в доме и не выпустят до тех пор, пока ее не заберет муж.
— Алекса! Возвращайся немедленно!
Пришлось самой вылезти в окно ночью и перелезть через ограду, чтобы дозвониться сестре. Ну, в общем-то меня никто не заподозрит. Если кого-то встречу, объясню, что тоже, как и все, дико нервничаю перед свадьбой и не могу уснуть, вот и вышла прогуляться.
— Багиров должен утром приехать в город. Ты меня слышишь?! Он вполне способен сразу заехать к нам! И если ты в это время начнешь влезать в окно…
— Может, и к лучшему, — чуть не матерюсь, слыша ее безжизненный голос. — Увидит, что невеста его недостойна. Шастает по ночам. Откажется.
— Отец тебя убьет. Нас обеих убьет, Алекс. Возвращайся!
Еде сдерживаюсь, чтоб не наорать.
— Не слишком ли позднее время для прогулок?
Только успеваю отключить телефон и спрятать в карман, как в спину резко бьет суровый властный голос.
И, пусть я слышала его раз в жизни, этого достаточно, чтобы узнать даже через миллион лет.
— Господин Багиров, — разворачиваюсь на дрожащих ногах.
Тут же ошпаривает взглядом.
Забирается под накинутое платье.
Крюком захватывает позвоночник. Так, что в один миг меня начинает потряхивать.
— Называй меня Бадрид, — он близко. Слишком близко.
Один шаг, и вот его дыхание уже опаляет мое и без того горящее лицо.
Глаза прожигают.
Чувствую себя, как воришка на допросе.
Хотя…
Я и так чуть не попалась. А его взгляд сверлит хуже рентгена.
— Мы ведь уже почти семья.
Нутро прожигает. Что он слышал? Почему его взгляд такой тяжелый?
Давит. Придавливает к земле. Одним взглядом заставляет выдать все тайны. Во всем признаться.
Раздирает кожу. До мяса. Едкой кислотой.
Мари.
Его голос вырывает из дурманного плена взгляда.
Только для того, чтобы, как в кипящий котел, бросить в новый еще более вязкий дурман.
— Мне не нравится, что ваш отец позволяет вам такое. Быть на улице. Ночью. Пусть даже только за оградой. Женщине не пристало разгуливать одной ночью на улицах.
Он говорит строго. Рвано. Резко.
И внутри все сжимается. Снова и снова. Перед глазами темнеет.
Его это злит? Приводит в ярость? Я четко слышу почти бешеные нотки в его голосе, хоть лицо и остается непроницаемым. Ледяным. Высеченным из камня.
Но ярость мечется и в глазах.
О, Боже. Если он узнает… Если он только узнает…
— Столько хлопот и переживаний с этой свадьбой, — выдавливаю из себя слабую, очень бледную улыбку.
Поражаюсь, как не дрожат губы.
Как я, черт возьми, еще не свалилась в обморок прямо ему под ноги.
4 Глава 4
— Переполох. Все волнуются. И я… Просто не могу уснуть.
— Свадьба должна радовать, — его голос вдруг превращается в чистый расплавленный бархат.
И глаза.
Его глаза оказываются рядом с моими. Совсем рядом.
Вязкой пропастью. Таким же черным бархатом.
В котором вдруг хочется утонуть. На миг. На мгновение. На минутку. И сердце заходится с бешеной безумной скоростью.
— Это ведь праздник. Радость, да, Мари?
— Конечно, — ошарашенно выдыхаю, не понимая этой перемены.
— Слово предков для меня нерушимо. Это святое. Но… Наши традиции позволяют брать не одну жену.
Его пальцы вдруг ложатся на мои губы. Опаляя. Пронзая током и огнем до внутренностей.
Замираю.
Не могу моргнуть. Не отвожу глаз от его совсем почерневшего взгляда.
— Я бы хотел. Чтобы ты подумала, — оплетает меня мраком своего голоса. Бархата. Силы. Режет по всем окончанием. Не отрывая пальцев от губ.
Вызывая внутри пожар. Настоящее пламя. Оно беснуется внутри меня. Сжигает. Пожирает.
— В договоренности нет свободной воли. Это традиция, которую мы должны чтить. Но в остальном… Подумай, Мари. Подумай, девочка…
Проводит пальцами по губам до самого края.
Заставляя крупный ток вспыхивать под кожей.
Исчезает. Растворяется в черноте ночи. Как тень. Как привидение. Настоящий исполинский призрак.
Едва проведя своими губами напоследок. Не коснувшись. Только рядом. Опалив своим воздухом, своим дыханием. Отравив.
И будто оставив след. Клеймо.
Губы горят. Кажется, даже когда касаюсь руками, их обжигает.
О, Боже.
Замерев, смотрю ему вслед. А после бросаюсь бежать.
Задыхаясь, сбиваясь с дыхания.
Одним взмахом перепрыгиваю высокую ограду. Даже не помню, как вваливаюсь в нашу комнату через окно.
