В Магнитогорске
В купированном вагоне было относительно чисто и комфортно. В сравнении с первой половиной двадцатых, когда Пётр проделал тот же путь, стало меньше мешочников. Кипяток из титана можно было брать в любое время дня и ночи. На стакан заваренного чая раскошеливались единицы: три копейки для большинства были большими деньгами. Ида заваривала чай из маминых трав. Запах распространялся по вагону, так что проводник предложил им однажды обменять щепотку травы на четыре стакана чёрного чая. Часто, обнявшись в узком проходе, стояли они подолгу у окна – любовались просторами башкирских холмов.
В Магнитогорск прибыли ранним утром. С двумя чемоданами стояли они у вокзала, не зная, куда податься. Пётр размышлял, как добраться до отдела кадров комбината – автобусы, он помнил, не ходили. Ида разглядывала окрестность и принюхивалась, задрав голову, будто наверху висела какая-то разгадка.
– Петь, – произнесла, наконец, она таинственно, – тут воздух какой-то тёмно-угольный… Он что, всегда такой?
– Ничего себе— воздух увидела!.. Мы не в Энгельсе. Привыкай – с этим воздухом жить придётся.
– Почему?
– Потому что Магнитогорск— город промышленный. Здесь руда и уголь. Металлургия – дело грязное и вредное. Может, для начала займёмся твоими делами?
– Тогда давай искать ГорОНО.
Оказалось, до городского Отдела Народного Образования надо добираться автобусом, что ходил не то раз, не то два раза в час. На остановку, куда они вышли, никто не подходил. Одинокие прохожие в сапогах ничего определённого сказать не могли и, когда вдали показалась телега и возчик поравнялся с остановкой, Пётр выдвинулся ему навстречу:
– Товарищ, не скажете, автобус ходит или нет?
– Автобус, мил чалавек? Автобус – гибло дело. А вы к кому? Я тут многих знаю.
– Нам в ГорОНО…
– Тады садитесь. Как раз мимо.
Возчик оказался разговорчивым: «Народ за длинным рублём гонецца, а тут – ног в дошш не выташшышь. Не найдётя, де переночувать – ишшитя меня, богато не возьму». На прощание Ида записала карандашом его адрес – на всякий случай.
Заведующий ГорОНО, мужчина лет пятидесяти, что представился Александром Петровичем, был, к счастью, на месте. Доверительный голос располагал… Александр Петрович удивился, почему заранее не поинтересовались жилфондом, – семейные люди, мол, прежде чем ехать, обо всём расспросят.
– Мы насчёт работы, а вы про жильё, – отреагировала Ида.
– А жить где? На улице? – и задумался. – Вы учитель чего?
– Начальных классов. Могу немецкий преподавать.
– А муж?
– Я не учитель, – и Пётр коротко рассказал свою историю, – в те годы был роскошью угол в общежитии. У нас с напарником была одна кровать на двоих.
– И сейчас не легче. У вас акцент… Вы немцы? – и, не дождавшись ответа, успокоил, – против немцев ничего не имею. Они трудяги. Жене вашей дам второй класс с условием, что будет преподавать немецкий в 5-м классе, – улыбнулся он.
– Я согласна, но… мы с поезда.
– Вот видите, – помассировал он переносицу. – Свободная комната есть в учительском бараке, но!., для гостей. Поселю пока туда, а там видно будет. Есть печка, стол, свет, три табурета, две железные кровати с матрацами и подушками, но без белья. Вода и туалет на улице. Уголь есть, о растопке надо позаботиться самим.
– А… чайник? – спросил Пётр.
– Обратитесь к завхозу школы. У него есть кое-какая посуда, но постельное бельё должно быть ваше. Магазин рядом. Давайте так. В субботу и воскресенье обустраиваетесь. Приказ, по которому зачислю Иду Филипповну в штат учителей города, подпишу с понедельника и сразу же ознакомлю её с учениками.
– Спасибо, – склонил голову Пётр.
Завхоз дал им столовую посуду, два чугунка, половые тряпки, два ведра (помойное и для питьевой воды), отвёл к бараку с пятью подъездами со скатными козырьками у входа. В каждом – четыре изолированные комнаты. Всё складывалось лучше, чем ожидал Пётр. Помня вши, клопы и грязь, он, не признаваясь Иде, опасался нечеловеческих условий. Комната оказалась запущенной, но большой – 20 кв.м.
– Надо выбелить и кое-где подмазать, – решил Пётр, осматривая стены.
Порадовавшись инициативе жильцов, завхоз поспешил за мелом и щёткой. Пётр белил, Ида мыла – к обеду комната была готова. После скупого перекуса отправились в магазин, где в беспорядке лежали товары первой необходимости. Когда всё, без чего нельзя обойтись: постельное бельё, мыло, занавеска для окна, хлеб, молоко, консервы, – было куплено, Пётр задержался у стеллажа с примусами.
– Идочка, нам позарез нужен будет примус. Купим?
– А денег хватит?
– Пошли – дома сосчитаем. Если хватит – вернёмся. Ида лукаво улыбнулась:
– Пошли домой?..
– Ну да, пока «домой»… Надолго ли – покажет время. Вторым заходом купили примус и настольную лампу, как хотелось Иде. Готовить в тёплое время года было на чём – не было тары для керосина, и Пётр в очередной раз отправился к завхозу. Порывшись в куче старья, он отыскал маленькую канистру, и Пётр тут же отоварился.
В воскресенье знакомились с западным берегом реки Урал, где находился их барак. Новый квартал из 3-4-этажных домов радовал. Город разросся, однако по-прежнему оставался грязным и неустроенным: асфальтированных улиц было мало, автобусы ходили редко. Восточный берег представлял собою городок из землянок и нескольких бараков.
– Зрелище безрадостное, – выдохнула Ида. – В сравнении с Магнитогорском выигрывает не только Энгельс, но даже Мариенталь.
– Мы бежали от голода.
– Время покажет, удалось нам это или нет.
– Не горюй, выживем, – обнял он её.
В понедельник они разошлись. Над главным входом отдела кадров комбината висел знакомый выгоревший плакат: «Под знаменем Ленина-Сталина – вперёд, за дальнейшее укрепление могущества нашей Родины». Из прежних работников по кадрам Пётр узнал лишь Зою Михайловну – пышнотелую черноглазую украинку.
– Ой, кого ба-ачу… Петра! Вернувся? А казав – не вернеця. Який гарний став! А що? У селi голодно?
– Голодно, Зоя Михайловна. Я женился. Мне бы работу позаработней.
– Заробітну всi шукають, да багатієм мало хто стає. У нас тут тож не сыр з маслом. I куди ж мені тебе послати? I що ж тобі предложить?
– Я хотел бы добывать уголь и руду.
– Сходи до Шевчука. Даст «добро» – потiм до мене. Напишу прыказ, як скаже.
После собеседования с Шевчуком Зоя Михайловна выдала Петру, как того требовала бюрократия, приказ согласно записке, на которой рукой Шевчука было написано: «Учитывая четыре года работы на ММК, направить горнорабочим разреза в соответствии с Трудовым Кодексом Российской Федерации – шахтёром по выборке породы. График работы – сменный».
