– Вот и хорошо, – папа гладил ее по голове, – очень хорошо. Мне та девочка тоже нравилась.
– А ты к ней вернулся? – Галка перестала плакать.
– Нет.
– Почему?
– Потому что началась война.
– А ты видел ее после войны?
– Да, видел.
– И что?
– Я уже любил твою маму.
– Папа… папочка, – Галя обняла отца, – я больше никого не полюблю-ю-у-у…
Папа легонько похлопал ее по спине:
– Ну-ну, успокойся, он всего лишь уезжает.
– Ты думаешь, мы еще увидимся?
– Конечно!
Галя вытерла щеки и посмотрела на отца.
– Пойдем, не надо заставлять нас ждать. – Он встал.
– У меня глаза красные, да?
– А ты умойся, и все будет нормально. Никиту возьми.
Галя умылась, взяла Никиту и пошла за папой. Никто не заметил, что она плакала, или делали вид, что не замечают. Дядя Абу погладил кота:
– Сейчас Никита покажет, где самое лучшее место в доме.
Галя вертела головой – Салмана нигде не было. Юрка и Яха шли далеко впереди.
– А где Салман? – спросила она Абу.
– Куда-то убежал. Не волнуйся, он сейчас вернется.
Подошли к крыльцу, папа толкнул дверь:
– Отпусти Никиту.
Кот поглазел по сторонам, понюхал крыльцо и, осторожно ступая, вошел в дом. Люди пошли за ним. Никита покружил по комнатам, а в одной лег и положил голову на лапки. Это была спальня родителей. Все засмеялись, захлопали в ладоши – надо же, как угадали! И тут Галя увидела краем глаза большой букет роз, выплывающий из-за ее спины. А за розами – улыбающееся лицо Салмана.
– Ой, что это? – Сердечко радостно забилось, и Галка покраснела.
– Это тебе.
– Мне?
Он кивнул. Галка взяла букет и, не зная, что сказать, не в силах смотреть на присутствующих, опустила голову и вышла во двор. Салман вышел за ней.
– Я сбегаю домой за банкой, – сказала она.
– Я с тобой.
Они шли по селу. Она держала розы как самую большую ценность в ее жизни и косилась на Салмана, на его торжественную улыбку, белоснежный воротничок, облегающий загорелую шею, и ничего и никого не замечала. Они подошли к калитке, Салман просунул руку в щель, сбросил крючок и, пропуская Галку вперед, спросил:
– А вот если б ты сама строила дом, какой бы он был?
– Какой? – Галка задумалась, но ненадолго – она уже давно знала, каким будет ее дом. – Такой, как наш, только в столовой чтоб окна были от пола до потолка, и камин чтоб был, как в романах Бальзака.
– А ты уже читала Бальзака? – удивился Салман.
– Я уже забыла, когда читала! – хмыкнула Галка.
Салман остановился и посмотрел на нее.
– Ты чего? – Галка зарделась.
– Ты очень красивая.
Пальцы Галки оцепенели, и она едва не выронила букет.
– Да ну тебя, – она махнула рукой и пошла в дом.
– Почему ты любишь эту книжку? – спросил Салман, пока она гремела в кладовке банками.
– Какую? – Она нашла то, что нужно, – пустую трехлитровую банку, и, поднявшись на цыпочки, сняла ее с полки.
– Цвейга.
Он держал книгу в руке. Галя поставила банку на стол и зачерпнула кружкой воды из ведра:
– В ней все без вранья.
– Я как-то прочел немного, – он потер висок и положил книгу обратно на подоконник, – извини, без твоего разрешения. Рассказы какие-то печальные, все плохо заканчивается, после нее мечтать невозможно.
Галя поставила розы в банку.
– Там все как в жизни.
– Ты говоришь так, будто тебе сто лет. – Он улыбнулся.
Некоторое время они стояли друг против друга, смотрели в пол и молчали.
– Я не хочу уезжать, – нарушил тишину Салман.
– Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал, но ты уедешь.
Он протянул к ней руку:
– Галя, ты… ты мне нравишься.
Галя вздрогнула.
– Не надо, ты уедешь и забудешь меня, – сказала она, отступая.
– Я вернусь, честное слово! – Он всем телом тянулся к ней.
– Нет, ты не вернешься, – защищалась она.
– Не говори так, я вернусь! Клянусь тебе! – Он взял ее за плечи.
И она сдалась. Она прижалась к парню, давно укравшему ее сердечко. Она подняла на него глаза, и он поцеловал ее.
Они отскочили друг от друга, будто обожглись… Тяжело дыша и глядя друг на друга глазами, полными испуга и удивления, они еще не знали, что их сердец коснулось самое горячее пламя – пламя любви. Любви настоящей, вечной, непокорной и неподвластной ни людям, ни времени, ни судьбе – первой любви.
Галя бросилась к окну и схватила книжку:
– Напиши в ней что-нибудь.
– В книжке? Зачем? – Брови Салмана поползли вверх.
– Я ее читаю каждый день – буду смотреть на твои слова, и все в этой книжке перестанет быть печальным. – Она сбегала в комнату и вернулась с ручкой. – Вот. Я не буду подглядывать, подожду тебя во дворе.
– Ну, написал? – спросила она, когда он вышел во двор.
– Да, на семьдесят пятой странице.
– Почему на семьдесят пятой?
– Сейчас семьдесят пятый год. Галя, – он остановился, – я вот что хочу… – Его лицо, все его тело выражало торжественность. Он прижал руку к сердцу и дрожащим голосом произнес: – Клянусь всегда быть твоим другом, клянусь всегда помнить о тебе и писать письма.
Он смотрел на нее выжидающе.
– Ты хочешь, чтобы я дала такую же клятву?
– Это тебе решать. Подумай, можешь ли ты сдержать ее, – он нахмурился, – если не можешь, не давай.
– Как я могу решить? Я никогда не давала клятву. Только когда в пионеры вступала, – растерянно сказала Галя.
– А ты спроси у себя.
– У себя? – Она выпучила глаза.
– Да, только у себя.
– Хм…
– Ты отойди метра на три и подумай.
– Почему на три?
– Можешь дальше отойти. Просто ближе нельзя, ближе я на тебя влиять буду.
– Хм…
Она посмотрела на него настороженно, с любопытством, отошла к забору, стала боком к Салману и спросила у своего сердца, даже посмотрела в него, а там… А там Салман. Она заглянула еще несколько раз, но никого другого не нашла. Ее лицо залила краска.
