Согласитесь, что в данном случае у него должны были быть весьма серьезные основания, ведь, с точки зрения обычного командующего округом, для такого приказа не было никаких оснований. Но все дело именно в том, что Дыбенко как раз и не был обычным командующим. Он был командующим с большими амбициями, и знающим толк в политических интригах. Так что преступный приказ Павла Ефимовича, безусловно, имел под собой политическую подоплеку. Но какую именно? Какой могла быть реальная польза от затягивания ликвидации басмаческого движения для самого Дыбенко?
Начнем с того, что за все время своего командования САВО Павел Ефимович демонстративно НИ РАЗУ лично не выезжал в районы боевых действий, ограничиваясь исключительно общими директивами и разносами по телефону из Ташкента. Апологеты Дыбенко разводят руками, что поделать, мол, таков был стиль руководства героя революции. Зато, какие грозные директивы он слал в войска и как виртуозно материл подчиненных командиров, направляя и вдохновляя подчиненных. Что же касается более чем странного приказа о расформировании Красноводского боевого участка, то он становится понятным после ознакомления с протоколами допроса Павла Ефимовича в 1938 году.
В августе 1931 года по запоздалому, но грозному окрику из Москвы РВС САВО, наконец-то, издает приказ о проведении войсковой операции по окончательной ликвидации басмачества в Туркменской ССР и в Хорезмском районе Узбекской ССР. Планировал и осуществлял операцию, разумеется, начальник штаба округа комдив Пугачев. Для участия в операции выделялись 82-й, 83-й, 84-й и Узбекский кавполки, Туркменская кавбригада, 62-й и 85-й дивизионы войск ОГПУ, эскадрон 1-й горнострелковой дивизии и эскадрон 8-й кавбригады, 35-й и 40-й авиаотряды, автотранспортные роты, школа войск ОГПУ им. Ленина, бронепоезда, бронелетучка, бронемашины и даже 5 танкеток Т-27. Реально танкетки мало что могли: у них все время перегревались моторы, а сами они безнадежно вязли в песках. Однако определенный психологически эффект на басмачей они произвели.
Показательно, что этой полномасштабной операцией, начавшейся с сентября 1931 года, П.Е. Дыбенко фактически не руководил, все важные решения принимал полномочный представитель ОГПУ Е.Г.Евдокимов. Павлу Ефимовичу откровенно не доверяли. При этом в Кызыл-Арвате был сформирован полевой штаб САВО и центральная оперативная группа ОГПУ, которые, фактически не подчинялись Дыбенко и действовали по своему усмотрению. Несмотря на все перипетии, за разгром банд басмачей в Средней Азии П.Е. Дыбенко был награжден орденами Трудового Красного Знамени Туркменской и Таджикской ССР.
Орден Трудового Красного Знамени УзССР
Отметим, что в бытность командования Дыбенко Среднеазиатским военным округом, там служило немало боевых и талантливых военачальников. Среди них будущий герой обороны Одессы и Севастополя генерал армии И.Е. Петров — командир 2-го Туркменского кавалерийского полка, а затем командир 1-й Туркестанской горнострелковой дивизии. Будущий генерал армии И.Р. Апанасенко — командир 4-м кавалерийского корпуса. Будущий генерал армии и Герой Советского Союза А.В. Горбатов, командовавший 4-й Туркестанской горно-кавалерийской дивизией и многие другие.
* * *
В мае 1930 года состоялось торжественное открытие Туркестано-Сибирской железной дороги (легендарный Турксиб). Разумеется, Дыбенко побывал на открытии дороги, где, выступив на митинге, призвал молодежь учиться жизни и подвигам у героев Великого Октября, т. е. у него самого.
Личная жизнь Дыбенко, во время его пребывания в Средней Азии, была весьма бурной. Его жена Валентина, обосновавшись в Москве, не пожелала менять столицу на жаркий Ташкент. Только изредка она приезжала к мужу, причем Дыбенко, не без иронии, называл ее приезды «погромными инспекциями». В письмах к Коллонтай, Дыбенко сообщал своей «бывшей», что Валентина «стала совсем невыносимой». Как итог — после одиннадцати лет супружества развод. Теперь все свое свободное время Дыбенко проводил в окружении дам ташкентского полусвета.
Оказавшись в Ташкенте, Дыбенко мечтает о более престижной должности в центре. С этой целью он настойчиво искал покровителей, тех, кто бы мог взять его под свое крыло. Современники отмечают, что почти половину времени своего командования округом Дыбенко провел или в Москве или в поезде между Москвой и Ташкентом. Не сиделось командарму в Средней Азии. В Москве же Павел Ефимович, как впоследствии выяснилось, занимался делами серьезными.
Из показаний Дыбенко на допросе в 1938 году: "Будучи в Москве, я посещал Егорова на его квартире. Либо встречались у Буденного, и он информировал нас о том, что Рыков и Бубнов считают необходимым, в связи с проводимой партией сплошной коллективизацией и индустриализацией (это было уже в 1929 году), активизировать свою работу, для того, чтобы при «неизбежном крахе» политики партии выступать, как организованная сила. Во исполнение этих директив я начал в Средней Азии устанавливать связи с правыми. Кроме того, я и сам признавал программные требования правых правильными и полезными для страны". Вот ведь какой Павел Ефимович! В Ташкенте он соглашается стать министром обороны в независимом "Великом Туркестане", одновременно в Москве, предлагал себя в качестве главного посредника между правой группировкой центра и среднеазиатскими единомышленниками. Тут уж двух мнений быть не может — Дыбенко, "не щадя живота своего", пытался играть в собственную игру.
Поняв, после разгрома группы Рыкова, что задумка с "Великим Туркестаном" уже не выгорит, Павел Ефимович окончательно теряет всякий интерес к Средней Азии и снова сосредотачивается на московских играх. При этом его амбиции значительно уменьшаются. Он уже не декларирует свое желание возглавить наркомат обороны, а согласен на военный округ, правда не на любой, а на наиболее престижный. Снова появляется в признаниях Дыбенко и германская тема.
Из показаний П.Е. Дыбенко на следствии: "Во время работы XVI-ro съезда встретил в Москве Егорова и Буденного, говорили о нашей работе. Буденный тогда поддерживал личную связь с Томским, и был страшно недоволен позицией правых, и резко ругал Рыкова за его раскаяния: «Нет у них армейской стратегии и тактики! Нужна атака, а не слезы лить!»
Я ответил: «Здесь армейская стратегия, пожалуй, неуместна. Рыков прав. Он сохраняет возможность борьбы в легальных условиях и тем самым создает возможность накапливать кадры к решающему моменту.
Буденный: Вы подпольщики и привыкли дискутировать, ругаться. Я этой тактики не понимаю.
Я: Ты пойми, Семен, вот мы тебя не будем проводить сейчас в ЦК, а каждый наш голос в ЦК, каждый наш голос на местах есть продвижение к победе. В этом сейчас главная задача.
Встречался с Егоровым. Он имел беседу с Буденным, говорили о тактике борьбы. Активной работе помешала наша с Егоровым поездка в 1930 году в Германию на учебу, где мы пробыли до середины 1931 года.
Егоров наезжал в Москву, где встречался с Рыковым и тот рекомендовал ему использовать пребывание в Германии, чтобы установить контакт с немцами и переговорить о возможной поддержке правых в СССР. Егоров был, якобы, поражен этим предложением.
